— Зак?

Он останавливается перед задней дверью.

— Ей больно, — говорю я.

С трудом сглотнув, он медленно кивает и исчезает в доме.

ГЛАВА 10

Предупреждения — замечательная вещь. К примеру, неровности на дорогах за пределами города предупреждают водителей замедлить ход. Облака темнеют перед началом бури. А медсестры из хосписа выезжают на дом, чтобы максимально облегчить страдания больных… и предупредить семью о том, чего ожидать.

Зак все же позвонил в хоспис, из-за чего создалось ощущение, что это лишь вопрос времени, пока не произойдет неизбежное. А еще время стало казаться вечностью. Прошла неделя. Неделя моментов, которые представлялись концом. Неделя моментов, когда казалось, что Сьюзи идет на поправку. Ей становилось лучше, а не хуже. Сколько раз семья может прощаться в последний раз? Неопределенность держит всех в напряжении.

Она на морфии, и, судя по всему, он помогает, но также лишает ее последних шансов на связные моменты. Тяжело смотреть, как Зак борется со своим желанием уберечь ее от боли и с отчаянной потребностью единения со своей женой, а не с ее одурманенной версией.

Бодрствующая, но страдающая от боли?

Или…

Сонная и дезориентированная?

Не уверена, что Зак когда-нибудь позвонил бы в хоспис без нажима со стороны. Отрицание затуманивает здравый рассудок почти так же сильно, как виски.

По большей части я держусь особняком, прячась в своей спальне с Гарри Паутером. Как бы я ни была близка со Сьюзи, я — не ее семья. Так что я оставалась в стороне, когда родные и друзья приходили и уходили, каждый раз, на всякий случай, прощаясь со Сьюзи. Я трижды меняла коробку с бумажными салфетками в ванной коридора, и сама за последние три дня израсходовала целую коробку.

Когда я просматриваю свои фотографии, в мою дверь стучат.

— Войдите.

— Можешь помочь мне найти кое-что в гараже? — спрашивает Зак, несколько обеспокоенно. Не в панике, но определенно в тревоге.

— Конечно. — Я откладываю камеру в сторону и следую за ним в гараж.

Коробки, которые раньше были аккуратно сложены вдоль стены в третьем отсеке, теперь раскиданы повсюду, разорваны и завалены вещами, наполовину вывалившимися из них.

— Что мы ищем? — Протолкнув комок в горле и смахнув слезы, открываю коробку, которую он еще не распотрошил. Воздух наполнен напряжением и волнами беспокойства, исходящими от Зака.

— Не уверен. Коробку, где хранятся ее детские вещи. Что-то голубое. Это все, что она сказала, — нервозность в его голосе могла бы пронзить гору насквозь, слова вырываются резко, дыхание затруднено.

Мое сердце стремительно падает в желудок, тошнота — обжигающая и разъедающая — мгновенно подкатывает к горлу.

— Не эта? — спрашиваю я, заглядывая в коробку со старыми фотоальбомами, плюшевым мишкой и куклами.

— Да, она.

Я отхожу в сторону, пока Зак выуживает содержимое.

Мой стакан, который всегда полон хотя бы наполовину, в данный момент кажется немного опустевшим. Я понимаю, что дело не только в Сьюзи. Но и в Брейди. В Гарри Паутере. В куче долгов, породивших гору лжи. В отчуждении моей матери. В нехватке друзей. В том, что моя единственная настоящая подруга умирает. В месяцах ночевок в машине, когда я опасалась за свою безопасность. В вопросе определения моей жизни и моего будущего.

В мужчине передо мной. Он такой усталый. И пусть ему тридцать три, но сейчас он выглядит минимум на пятьдесят. Проблески седины в волосах и однодневной щетине. Не сходящие морщины беспокойства на лбу. Мешки под глазами. Но красноречивее всего говорит его взгляд.

Потерянный.

Зак выглядит безвозвратно потерянным.

Так что, да… я начинаю плакать тихими слезами, которые смахиваю так же быстро, как они капают из моих горящих глаз.

— Как думаешь, что из этого она хочет?

Он достает что-то, что привлекло его внимание, вытаскивая висюльку с перьями и бусами.

— Что это? — спрашиваю я.

Он держит вещицу между нами, и его лицо украшает грустная улыбка.

— Ловец снов. Мама Сюзанны отдала его ей перед своей смертью, чтобы тот защитил ее от злых духов и дурных снов. Сюзанне было десять. Ее мама сказала, что он поможет Сюзанне помнить свою жизнь… а не смерть. — Наши взгляды встречаются. — Спасибо, Эмерсин.

Не моргая, устремляю глаза к потолку и закусываю губу, чтобы снова не расплакаться.

— Ммм-хм.

— Она не спит, если хочешь с ней увидеться.

Увидеться с ней? Он имеет в виду попрощаться.

Ненавижу прощания. Я в них плоха. Я — мастер находить любые способы сделать неправильное правильным и исправить недостатки. Я — художник, творец. Создатель. Редактор. Я нахожу плюсы в любой ситуации.

У рака нет плюсов.

Смерть нельзя исправить.

Я не могу загрузить Сьюзи в фотошоп и стереть рак.

В ее смерти нет ничего хорошего. Так зачем мне вообще прощаться?

Мои боль и гнев перечисляют нелепые причины того, что я хочу и не хочу делать, пока Зак ждет моего ответа.

— Хорошо, — шепчу я.

Я переняла глупое сердце Зака. Сьюзи невозможно не любить и не хотеть, чтобы она жила вечно. Поэтому я не позволяю себе верить, что буду прощаться в последний раз.

Зак открывает дверь и ведет меня в их спальню, но в нескольких футах от двери я останавливаюсь и прижимаю руку к груди. Это кажется слишком окончательным, а я к такому не готова.

Я не могу.

Я не могу этого сделать.

Горло сдавливает, а стеснение в груди разрастается до разрывающей боли. Я не могу дышать или перестать дрожать.

Зак поворачивается ко мне.

Я не сдвигаюсь ни на дюйм. Не дышу. Не моргаю. Держусь на тончайшем волоске. Если сдвинусь на один… единственный… дюйм… то не просто заплачу. Я разрыдаюсь так же, как и в тот день, когда ушла из дома, — это, своего рода, тоже смерть.

Вместо того чтобы преодолеть последние два шага к дверям спальни, Зак отступает, пока я не оказываюсь в его объятиях, ладонь на моем затылке прижимает мое лицо к его груди, заглушая рыдания, и он как можно быстрее уводит меня в гостевую спальню — мою спальню — на противоположной стороне дома и закрывает за собой дверь.

И…

Я рыдаю из-за всех глупых причин, слившихся в один громадный срыв, который Зак не заслуживает видеть, не говоря уже о том, чтобы чувствовать себя обремененным необходимостью утешать меня.

Меня! Он утешает меня, когда его жена умирает. Официально заявляю: в данный момент я себя ненавижу.

Даю себе десять секунд в его