Пожалуй, именно этот последний аргумент сыграл решающую роль в его выборе, ну, и как всегда, сработало чувство противоречия.

В последние дни он всеми силами пытался понять, где совершил ошибку. Что бы было, если бы он выбрал второй, государственный вариант? И где гарантия, что было бы как-то по-другому?

На собрании, которое здесь называлось ешивой, все, как обычно, говорили одновременно, а Шура традиционно молчал. Молчание его было законным, и никто не ждал от него никакой реакции, но последнее время все чаще возникало чувство собственной ущербности. Вообще, в коллективе его сразу приняли как родного. Он работал в группе Эяля, которого постоянно называл Яэлем по аналогии с учительницей Яэлью. Начальник на оговорку не реагировал, хотя Шура каждый раз долго и однообразно извинялся. Из шести инженеров группы один, по имени Мозес, оказался русским. Шура это понял только через три дня, так как тот свободно говорил на иврите и выглядел странно, как и остальные члены коллектива. В отличие от других, Мозес радушием не отличался, с Шурой вообще не заговаривал, а когда тот обращался к нему по-английски, подчеркнуто отвечал на иврите.

Первые дни Шура пребывал в эйфории. Он никак не мог осознать, что работает по специальности в чужой стране, на чужом языке. Но больше всего окрыляло человеческое отношение со стороны малознакомых людей. Это было непривычно и даже смущало, и хотелось дать что-то взамен, хотя бы на словах, но слов-то как раз не хватало.

Шура никогда так много не работал и радовался и удивлялся непонятно откуда взявшейся трудоспособности. Сидел в офисе допоздна, уставившись в экран компьютера. Ему дали необъятный список литературы на английском, который предстояло освоить в короткие сроки. Английский, конечно, не иврит, но тоже непривычно. В Москве как-то удавалось обходиться русским. Как мало он, оказывается, знал, но раньше почему-то об этом не задумывался. Вероятно, не было стимула. Все рушилось, институты преобразовывались в фирмы, торгующие оборудованием, и вопрос углубления знаний становился менее актуальным. Все хотели денег, и их можно было понять. Израильтяне тоже от денег не отказывались, но ухитрялись совмещать заработки с профессиональной деятельностью.

Когда Шура устроился в «Кристалл», всех старых знакомцев особенно поразил размер его будущей зарплаты, а он даже себе боялся признаться, что это его волнует в последнюю очередь. Статус – вот что самое главное. И он его получил. Главное, он доказал себе, что не согласится на жалкое существование шомера, уборщика, бебиситтера. Он смог, потому что знал, чего хочет. Правда, временами вползали подозрения, что смог он совсем по другой причине, а именно потому, что не очень-то хотел. Все его движения напоминали забавную игру с возможностью отхода: за ним была Москва. Мысли эти расслабляли и порой даже расстраивали. А может быть, и прошлая жизнь была игрой, только правила были другие? А кто же тогда живет? Марина? Гарин? Собственно, они и правда жили и не играли, и не стеснялись жить уже сегодня, и главное – жить хорошо. Ну и пусть живут. Каждый решает вопросы по-своему. Только вот за маму страшно…

После ешивы все пошли в столовую. Шура хотел отказаться, но Илан взял его под руку и потащил вниз по лестнице:

– Вот садись и сиди.

– Да что я сам не могу взять.

– Вот в следующий раз возьмешь.

Он уже привык, что его сажают за столик, а сами идут к прилавку выбирать еду. Стоимость обеда вычиталась из зарплаты, так что на этот счет он не беспокоился.

Рядом с ним сел Эяль, и Шура тут же потерял покой. Неспроста он здесь сел, вот сейчас как раз все и решится. Но начальник его будто не замечал, и это подчеркнутое игнорирование тяготило сильнее любых придирок. А может быть, ему казалось.

Говорили о делах. Шура быстро научился вычленять тему по интонации. Поначалу он делал это легко и без усилий, и возникало чувство удовлетворения и естественной причастности к происходящему. Сейчас он тревожно прислушивался, боясь пропустить что-то главное. Иногда ему казалось, что кто-то понизил голос, а другие переглянулись и странно посмотрели на Шуру. В такие моменты мозг отключался и кусок не лез в горло.

Он уже не помнил точно, что было причиной, а что следствием: сама статья или шальная мысль проявить себя. Скорей всего, статья была случайностью, и если бы он ее не нашел, попалось бы что-то другое. Внезапно выросли крылья и зудели, и его распирало желание показать всем, как он летает.

Утром, как всегда, спорили, стоит ли включать мазган. Это слово запомнилось раньше других, несмотря на полное отсутствие ассоциаций с кондиционером. Шура в спорах обычно не участвовал. В комнату вошел Эяль, что-то буркнул присутствующим, отдельно улыбнулся Шуре.

– Эяль, у тебя есть пять минут?

– Конечно, пойдем ко мне.

Пока поднимались на другой этаж, у Шуры вдруг вспотели ладони, и он испугался, что кого-то встретит и надо будет пожимать руку. Ну и пусть! Пусть все видят, что он тут свой и вот сейчас идет с начальником разруливать какие-то профессиональные проблемы. Накатила пьянящая радость, и крылья вновь зачесались. Сейчас он мог все. В кабинет Эяля он уже входил с сухими ладонями.

– Понимаешь, у нас точно ошибка. Я два раза проверил. Надо считать заново.

Эяль, откинувшись на стуле, вяло перелистывал принесенные Шурой листки.

– Где ты это нашел?

Шура выхватил бумаги и стал судорожно искать титульный лист с названием.

– Вот, смотри!

Эяль медленно водил глазами по строчкам.

– А с чего ты взял, что это решение верное? Это просто мнение. Мнение какого-то человека. У него подход другой. Да и прибор другой. Принципиально другой. Это все надо проверять…

Шура опешил. А чего он ждал? Что в комнату ворвутся хорошо одетые люди с букетами, заиграет музыка и все будут поздравлять с гениальным открытием?

– Я проверю.

– Нет, сейчас не надо. Ты иди и читай дальше то, что я тебе дал.

Эяля в коллективе уважали. Он считался серьезным специалистом в своей области, у него было много публикаций, и он часто делал доклады на конференциях, где его всегда принимали на ура. Шура тоже его уважал. Простой мужик, спокойный, доброжелательный, а к тридцати четырем годам столько сделал! А Шура к сорока ничего не достиг. А мог бы!

Крылья куда-то исчезли, расхотелось летать, но и сдаваться так просто он не собирался.

Он просидел в офисе до утра. Голова плохо соображала. Он уже в десятый раз перечитывал текст и пересчитывал измерения, и чем дальше он это делал, тем меньше понимал свою первоначальную задачу. Что-то не складывалось. Надо было дать отдых глазам и мозгу. Знакомый порносайт, как всегда, порадовал своими новинками. Живут же люди, культурно отдыхают и не забивают голову изобретением велосипеда. Кликая мышью, он наткнулся на схему, которую ему дал Илан. Они работали над одним проектом. Илан сразу показал Шуре все наработки. Жаловался, что в схеме что-то не сходилось, что несколько раз проверял, но проблема ускользала. Сон как рукой сняло. Куда-то подевался калькулятор, а когда нашелся, оказалось, что села батарейка. Шура нервничал, он чувствовал, что нельзя терять ни секунды. К утру ошибка была найдена. Он плохо владел чертежной программой и долго мучился, вспоминая былые навыки черчения. Пускай на бумаге, пускай старомодно. Но за это его никто не сможет осудить. Потому что есть результат.