Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Кроме страха, появилось тогда и огромное чувство беспомощности. К тому ощущению беспомощности, которое возникает у меня при упоминании “Курска” и Беслана, “Булгарии” и “Локомотива”, теперь еще прибавилась и чувство бессилия при мысли о врачах. Потому что я, конечно, понимала, что в нашей стране не очень хорошо с медициной. Но я не знала, что все еще и так цинично. Ведь даже не от безграмотности ставили мне врачи эти тяжелые диагнозы, а от жажды денег.
И теперь, когда я нашла своего главного доктора, которому я могу доверять, я обратилась к нему с необычной просьбой. И принесла ему все свои бумажки с результатами давних и недавних исследований щитовидной железы. Я понимала, конечно, что это не его профиль, но на стол их все же выложила. Он немного покряхтел, рассматривая красивые снимки моей щитовидки, а потом сказал: “Есть у меня одна знакомая эндокринолог, пойдете?” “Пойду, – ответила я. – Ведь вы же ей верите?” “Верю”, – подтвердил хирург и стал звонить Марине Петровне. Уже завтра после обеда Марина Петровна меня примет.
Марина Петровна мне понравилась. Она тоже, как и мой хирург вчера, долго кряхтела, рассматривая все мои бумажки и ощупывая меня саму. И спустя сорок минут вынесла вердикт: “Они вас обманули. Рака щитовидной железы у вас нет”. Потом она немного отвела глаза в сторону и тихонько попыталась озвучить более корректную версию: “Может, они просто перепутали результаты вашей биопсии с чьей-то еще?” Но спустя тридцать секунд сама же на свой вопрос и ответила: “Даже если бы они перепутали результаты биопсии, они по всем остальным признакам должны были бы однозначно понять, что рака щитовидки у вас нет”. И спустя еще минуту, с ужасом глядя мне в глаза, она уточнила: “Вы что, серьезно думаете, что они все это могли сделать только ради денег?”
Думаю, Марина Петровна, думаю. Ради денег. Ради чего же еще? Ведь тогда, три года назад, мне ясно сказали, что смерть уже близка и даже до получения через положенные два месяца квоты на бесплатную операцию я не доживу. И что необходимо в срочном (платном) порядке полностью удалить мне здоровую щитовидную железу, потом провести срочный (платный, конечно же) курс облучения этого же абсолютно здорового места. А потом мне оформили бы инвалидность и пожизненно подсадили меня на лекарства. И уже после этого они собирались рапортовать государству об успешной борьбе с онкологическими заболеваниями. Врачи ли эти люди? Можно ли их так назвать?
А, впрочем, я жива. И у меня даже есть, на положенном ей месте, моя щитовидка. Кажется, я пока выигрываю? А это и есть главное. Осталось только написать что-то такое совсем банальное, например: “Будьте бдительны, тридцать раз перепроверьте показания и результаты, прежде чем принимать решение”. Ну, или что-то еще более банальное, но никогда не устаревающее именно из-за своей простоты. В общем, думайте сами, а мне неохота сегодня правильные фразы подбирать, мне уже совсем срочно необходимо хотя бы временные, но столь приятные достижения отметить. В конце концов, красное вино не только помогает выводить радиацию из организма – красное сухое еще может и послужить символом победы. И я за своим домашним обеденным столом поднимаю округлый стеклянный бокал: “За здоровье!” И мысленно благодарю Марину Петровну. Спустя три года я окончательно избавилась от еще одного жуткого диагноза.
Будете смеяться, но все вчерашнее утро я проползала на четвереньках. Вот такие метаморфозы организма под воздействием облучения. Попыталась, как обычно, в шесть встать с постели, а ноги не слушаются. Не упала плашмя на пол лишь потому, что в метре от кровати с вечера поставила сушилку с чистым бельем, на нее и облокотилась всем телом, а потом оттолкнулась от сушилки руками и снова легла на кровать. Полежала, подумала, начала проверку систем. Ноги двигаются, чувствительность есть, мышцы реагируют, но при попытке встать снова падаю, потому что стоять на земле мои ноги не желают. И я понимаю, что уже седьмой час, что минимум через сорок минут необходимо выйти из дома, чтобы вовремя попасть на процедуру, а встать я не в состоянии. Откуда в моем мозгу всплыла мысль, что в таких случаях надо походить по полу на четвереньках, сказать не могу, но, знаете, реально помогло, возвращение на пять минут к первобытной манере передвижения напомнило моим конечностям, для чего они предназначены. И мы пошли. Ноги шли отдельно, я отдельно, но совместными усилиями мы все же добрались до душа. После душа я поползала еще немножко, а потом на негнущихся ногах и с совершенно прямой спиной поехала со всеми положенными пересадками в сторону больницы.
На стол для радиационного облучения мне помогли взгромоздиться медицинские сестры, в обратную сторону взялась подвезти Оленька на своей машине, а название болеутоляющего, которое мне необходимо было купить, выбирали методом голосования всем нашим дружным отделением раковых больных. Ну что же, по пути домой зашла еще и в аптеку. И, кажется, таблетки помогли. Не могу сказать, что организм совсем пришел в норму, он по-прежнему отказывается со мной сотрудничать в привычную полную силу, но хоть и через боль, а я все же двигаюсь. Что это было? Не знаю, может, нерв пережало, может, еще какие шутки подкидывает болезнь в виде побочных эффектов, но даже разбираться сейчас с этим не буду. За год лечения я уже привыкла, что все то, что не относится напрямую к онкологии, надо просто переждать и перетерпеть.
Ну и о людях в метро. Уступают ли мне место в вагоне? Конечно, нет. Ведь я достаточно молода, на голове у меня игривый парик, на губах помада, а на руках позвякивающие браслеты. Но я прошу о помощи, и после просьбы мне обязательно помогают. Просите. Ведь никто не обязан угадывать ваше состояние.
А сегодня утром мне уже привезли два новых кресла-кровати. Конечно, в отделе доставки были удивлены заказом на шесть утра, но я им каким-то образом этот свой каприз смогла объяснить. На новогодние каникулы ко мне приедут погостить племянники. Жизнь продолжается, и я с нетерпением жду своих любимых мальчишек.
Через три дня нас отпускают на праздники. И мы уже все в игривом настроении. Обмениваемся новогодними сувенирами, дарим коробки медсестрам и бутылки врачам и желаем друг другу больше никогда не встречаться. Никто из нас не уверен в том, что лечение помогло, но эту тему мы стараемся не обсуждать. Трудно, знаете ли, бодро спросить: “А ты считаешь, что у тебя метастазы пойдут через шесть лет или пораньше?” Или вспоминать тех, кто уже считает клинику своим вторым домом, потому что возвращается сюда каждый год и каждый год с бóльшим количеством пораженных органов. И мы смеемся. Мы обсуждаем планы на ближайшее будущее, похлопываем друг друга по плечу и делаем вежливое чмоки-чмоки. И фраза “Дай бог, чтобы мы подольше не встретились” звучит даже более оптимистично, чем стандартное пожелание здоровья.
Что-то меня сегодня на философские размышления потянуло. Может, это к Рождеству? Пойду лучше новые красивые игрушки для своей елочки закуплю, Новый год все же на носу, без обновок этот праздник встречать не положено.
Вот, сегодня он снова поздоровался. Заведующий соседним отделением радиологии на протяжении всех этих долгих недель здоровался со мной каждый день. Причем это не вежливое кивание на бегу просто хорошо воспитанного человека, это – внимание, уделенное по всем канонам и правилам. Я уже даже своих подружек по выздоровлению в свидетели призвала, и они подтвердили: да, каждый раз, проходя мимо меня, этот импозантный мужчина останавливается, разворачивается всем телом в мою сторону, сгибает шею в легком поклоне и произносит мягкое: “Здравствуйте”. Я тоже здороваюсь в ответ. И мы всей компанией, дожидаясь своей очереди на облучение, гадаем, чем вызвано такое особое внимание к моей персоне. Хотели даже ставки на верный ответ делать, но так и не решили, каким образом сможем удостовериться в правильности или ошибочности хоть одной из наших теорий. Может, он принимает меня за кого-то другого? А может, я ему просто нравлюсь. Второй вариант тоже вполне возможен. Как бы странно это ни прозвучало, но после прохождения всех этих кругов ада во мне проявилась новая, ранее не изведанная женственность. Такое активное внимание от мужчин я ощущала, когда мне было лет двадцать. Но в молодости к этому относишься как к должному, а сегодня, когда я еще совсем недавно прощалась с жизнью, я принимаю это как волшебный дар.