Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Знакомые с радостью восприняли возвращение Сергея. Узнав о его болезни, давали мне на его лечение какие-то деньги — хотя у всех тогда было с ними туго.
Сергей пролежал в инфекционной больше месяца, к нему не пускали, я только регулярно возила ему фрукты и мед, все необходимое. Возвращаясь из больницы, садилась за свою писанину, как я называю свой писательский труд. Но как же трудно было сосредоточиться. По опыту я знала: когда пишешь, из дома выходить нельзя. Книги в буквальном смысле «высиживаются» и даже если хлеб кончается — приходится какое-то время жить без хлеба. А тут два раза в неделю в больницу — как на работу ездила…
Вернулся он из больницы совсем слабым, пришлось обеспечить ему усиленное питание.
— Видишь, Господь опять тебя вернул сюда, значит, что-то в Москве должно решиться… Ну, должно же, обязательно должно, — говорила я, хотя не видела никаких перспектив.
Повторилась та же история… Чуть придя в себя, он начал помогать нам с Анной Вячеславной, тосковал без работы. Я не могла заняться ее поисками, потому что снова оказалась в цейтноте. Мы только ходили вместе на всенощную и литургию в нашу церковь, где его принимали уже за своего… Сергей нравился всем. С ним интересно было поговорить на темы, совсем неизвестные московскому интеллигенту… Его заглазное прозвище «кнезь» так и прилепилось к нему.
Он опять был без денег, и это его, конечно, угнетало… Грузчиком устроиться не мог — врачи не разрешали, пока печень не восстановится. Я показывала ему доллары, которые МихАбр заплатил мне за роман, и убеждала:
— Есть пока деньги, не переживай. Ну что-то же должно произойти…
И оно произошло. Вернувшись однажды домой, я снова почувствовала в доме звенящую тишину. Рванула дверь его комнаты — никого. Вещей его не было. Почувствовав неладное, я вернулась в свою комнату, полезла в коробку, где лежали все мои деньги, — там было пусто. Это был удар под дых. Не делай добра, не получишь зла — вертелось в голове. Мне было так плохо, что, забыв о ежедневном листаже, я побежала в церковь. Немного успокоившись по дороге, я вдруг поняла: в происшедшем не было случайности, потому что открылось Божие предвидение. Ненавистный МихАбр за предыдущий роман заплатил мне только часть гонорара и целых полгода, ссылаясь на разные обстоятельства, кормил меня «завтраками». А оказалось, он сохранял мои деньги… Я срочно вернулась домой, позвонила в издательство, меня соединили с директором. МихАбр, услышав мой срывающийся голос, вдруг сказал, чтобы «не дергалась», на неделе отдаст остальные деньги. Выходит, что и он был орудием Промысла Божия, а сколько я с ним ругалась…
Я старалась не думать о поступке Сергея: не могла ни осуждать его, ни оправдывать. На следующий день все-таки пошла на исповедь к одному нашему благоразумному батюшке, с младенчества воспитанному в священнической семье, — ему доверяла безоговорочно.
Когда он услышал краткую историю кражи, спросил:
— Значит, он знал, где деньги лежали?
— Знал, — вздохнула я.
— Ты и виновата. Разве можно так человека соблазнять!
— Да… Безумная глупость. Поэтому и прибежала на исповедь. Каюсь. Очень тяжело сознавать, что сама подтолкнула человека на смертный грех.
Священник накрыл меня епитрахилью, прочел разрешительную молитву и допустил до причастия. Немного полегчало.
Расслабляться было некогда — не написанными оставались еще полкниги. Как выручал теперь этот каторжный труд! Промыслительным было и то, что не было времени принимать «соболезнования», поэтому мало кому я рассказала о поступке Сергея. Пусть остается в памяти народа доброжелательным «кнезем». Те, кто узнали, конечно, возмущались. Но что толку от этого? Я чувствовала, как ужасно должно быть у него теперь на душе. Лишь бы не попал в какую-нибудь передрягу… Бог ему судья.
В глубине души я оставалась с надеждой, что он появится — и именно с деньгами, которые будут позарез нужны в какой-нибудь тяжелой жизненной ситуации. Он как бы взял у меня взаймы… Но постепенно и эта надежда угасла, я почти забыла о нем, лишь продолжала поминать Сергея, которого навсегда вписала в свой синодик.
Прошло лет десять. Моя близкая знакомая, иконописец, отправилась в один из далеких северных русских монастырей — ей позвонили, попросили приехать и взять на реставрацию несколько старых икон; она так и не поняла, кто порекомендовал ее настоятелю.
— И знаешь, кого я там видела? Ни за что не догадаешься… Там твой кнезь обитает, — вернувшись с Севера, доложила она.
— Как? — судорожно сглотнула я подступивший к горлу ком.
— Такой же кнезь, тонкий и стройный, только сильно похудел…
И она рассказала, что он был послушником в монастыре, работал на конюшне. Сначала она не могла понять, почему, завидев ее, парень сразу скрывался с глаз долой. Лицо знакомое — а вспомнить не могла, кто это… Только сев в поезд — поняла, что это Сергей.
— Не может быть, — сто раз повторила я.
— Да почему ж не может! — радостно уговаривала она. — Совершенно закономерная концовка. Ему деваться больше некуда, мир вытолкнул. И будет хорошим монахом, смиренным… Нет ничего тайного, что не стало бы явным, тот случай! Это тебе в утешение…
— Я тебя прошу, позвони настоятелю и узнай, та ли у него фамилия… Может, это не он. Нет, это не он.
Дозвониться удалось месяца через полтора.
— Он это… — передала знакомая ответ игумена. — И представляешь, его постригли неделю назад.
— Слава Тебе, Господи! Значит, покаялся… — выдохнула я и в эту секунду все, до самой последней капельки простила ему.
И вдруг сам собой всплыл перед глазами тот неизвестный монах, которого я увидела в первые секунды явления в нашу коммуналку Сергея. Это было сбывшееся теперь знамение милости Божией. Дивны дела Твои, Господи! Радость обуяла меня ни с чем несравнимая: Серега — инок!
Я рассказала об этом своему духовнику.
— Да… лучше всех кнезь наш устроился. — Священник стал машинально гладить свою бороду, что означало крайнее удивление. — Как ведь, а? А тебе угораздило: всего за две тыщи баксов на всю жизнь молитвенника обрела. Как закручено-то. Вот и попробуй тут не сказать: слава Богу за всё!
— Да он теперь за всех знаемых будет молиться лет пятьдесят… Всем повезло!
Чтобы состояться в творческой профессии, необходимо счастливое стечение обстоятельств: талант кто-то должен заметить, поверить в него, дать возможность реализовываться. Нужен, как теперь говорят, продюсер. Для певца — музыкальный, для актера — кинопродюсер, для писателя — писательский. Меня «вычислил» директор одного большого издательства, Михаил Абрамович, в прошлом сам писатель. Как? До сих пор ума не приложу…
В начале девяностых стали появляться на российском телевидении первые бразильские сериалы «Рабыня Изаура», «Сеньорита» — такие наивные, чистые, по сравнению с тем, что снимается сейчас, с динамичным сюжетом. Мгновенно родился читательский спрос на книгу «по сериалу». И вот собралась небольшая группа знакомых друг с другом сценаристов, выпускников ВГИКа, которые по заданию издательства — «в четыре руки» написали требуемую книгу под вымышленным именем «бразильского писателя». Для профессионала, как оказалось, подобный коллективный труд не представляет большой сложности, главное — «списаться», чтобы по стилю куски были неотличимы. Мы разделили между собой эпизоды — и вперед, «авраамовы рабы», радуйтесь: вам повезло! Действительно, для нас, молодых, литературное рабство давало возможность зарабатывать, сняв с себя позорное наименование «тунеядца», потому что если не было литзаказов — а их не было, — выпускник творческого вуза автоматически попадал в разряд тунеядцев и при советской власти мог быть выслан из Москвы за 101-й километр… Поэтому советская творческая интеллигенция за счастье почитала устроиться дворником или истопником в котельной. Еще и угол с кроватью давали.