* * *

– Хорошо работает, правда?

ЖБМ и Аврора повернулись на голос. В гостиную только что вошла Домисиль.

– У него сильный пиарщик, Давид Башо. В каком-то смысле мой ученик. Вам, ЖБМ, тоже нужен свой пиарщик. Но вы получите не ученика, а учителя, – гордо сказала она и положила кисть с безупречным маникюром ему на плечо.

– Из каких средств, интересно, Воган оплачивает свою пиар-кампанию? – тихо спросил ЖБМ и выключил телевизор.

– Говорят, у него большое личное состояние, – ответила Домисиль.

– Личное состояние? Не смешите меня, – фыркнул ЖБМ. – Он сын сапожника из Жювизи и машинистки. У него отродясь не было ни гроша.

– Откуда вы знаете? – удивилась Домисиль.

ЖБМ пожал плечами:

– Наверное, в журнале прочитал, когда сидел в очереди в парикмахерской…

В комнату заглянула ассистентка Домисиль и вызвала начальницу – надо было срочно обсудить технические аспекты съемки на Лионском вокзале.

– Вы правда его знаете? – спросила Аврора.

– Да. В прошлой жизни он был виртуозным бас-гитаристом.

– Бас-гитаристом?

– Да. Он играл на бас-гитаре в одной рок-группе «новой волны». «Холодной новой волны», если быть точным. Кроме него там был Стэн Лепель, художник, и парень-гитарист, он потом, кажется, стал врачом, как его отец. Я профинансировал им пробный диск. Пьер написал стихи. Жалко, что у них ничего не вышло, они здорово играли. Если честно, я думаю, что история с этой группой была моей единственной неудачей. Единственным проектом, в который я вложил деньги и который не окупился.

– А кто был вокалистом? Вы?

– Нет, – ответил ЖБМ. – Не я. У них была вокалистка.

– А с ней что стало?

– Не знаю, – тихо промолвил ЖБМ.

Он надолго замолчал.

– Пойду проверю, как там дела, – сказала Аврора и направилась в сад.

ЖБМ перевел взгляд на черную кожаную сумку, в которой лежала урна с прахом Пьера. Накануне он забрал ее из банка. На прошлой неделе он видел репортаж из так называемой Пустыни Рец – частного парка, расположенного на краю леса в Марли и застроенного странными сооружениями, от которых веяло мистикой. Ему показалось, что он идеально соответствует последней воле Пьера – развеять его прах в «красивом историческом месте». Впрочем, и сам Пьер нередко говорил об этом удивительном парке, незадолго до революции заложенном неким аристократом, эстетом и мизантропом. ЖБМ намеревался наведаться туда ближе к вечеру. Хранитель парка благосклонно отнесся к его просьбе, хотя она шла вразрез с законом, запрещающим развеивать прах покойников в общественных местах. Но ЖБМ предложил сделать значительный благотворительный взнос на реставрацию памятников тамошней архитектуры. Как только администрация парка получила от него чек, ЖБМ был немедленно внесен в список «привилегированных посетителей».

* * *

«Куда мы деваемся после смерти, Пьер?.. – прошептал ЖБМ, но ответа не дождался. – Иногда я почти чувствую твое присутствие, запах твоей сигары, иногда – нет. Черт, – он наклонился, не вставая с дивана, – зачем ты меня бросил? Подай хоть знак, что ли…»

* * *

Аврора отступила на шаг, потом еще на один. Он не видел, как она вернулась в гостиную. ЖБМ провел пятерней по волосам, глядя прямо перед собой, с шумом втянул воздух и вдруг яростно ткнул кулаком в диванную подушку. Аврора выждала с полминуты и лишь затем тихонько постучала в дверной косяк.

– Входи, – бросил ЖБМ.

Его лицо почти обрело всегдашнее бесстрастное выражение.

– Пора? – спросил он. Встал с дивана, взял черную кожаную сумку и пошел к машине. Аврора следовала за ним.

– Он жутко злится, – шепнула она ему на ухо, указывая на Макса, водителя.

Тот стоял возле «рено», скрестив на груди руки, и исподлобья смотрел на Домисиль, которая разговаривала по телефону. Он взял у них сумки – черную кожаную ЖБМ оставил при себе – и уложил их в багажник. Домисиль протянула ему свой саквояж «Вюитон», но он сделал вид, что не заметил ее жеста, сел за руль и громко хлопнул дверцей. Факт лишения его «линкольна», который он называл «конфискацией», Макс воспринял как личное оскорбление. На том, чтобы ЖБМ передвигался не на американской, а на французской машине, настояла Домисиль. Чтобы не ссориться с Бланш, ЖБМ согласился, но поклялся себе, что снова пересядет на «линкольн», едва закончится вся эта «дурацкая комедия».

Чем приятно было иметь дело с Домисиль, так это тем, что у нее все всегда было «превосходно», «великолепно» и «что надо». Похоже, всех этих пиарщиков выращивали в специальных питомниках, с момента рождения впрыскивая им в вены бациллы оптимизма и самоуверенности. Не исключено также, что суть их профессии заключалась в том, чтобы заразить теми же свойствами своих клиентов. Едва ступив на перрон Лионского вокзала, Домисиль пришла в совершенно детское радостное возбуждение. Отправляя ЖБМ в конец платформы и заставляя его позировать, она испытывала те же чувства, какие охватывают маленькую девочку, обнаружившую под рождественской елкой домик для Барби. Она постукивала по земле шпильками туфель и выдавала ЖБМ руководящие указания: «Отлично, превосходно, посмотрите чуть выше, супер, то, что надо» и нервно заглядывала в гаджет, который держала в руке.

– Это еще надолго? – спросила Аврора. – У нас очень много работы.

– У меня тоже много работы, – ответила Домисиль. – И между прочим, я работаю на Францию.

Но, покосившись на Аврору, которая пристально смотрела ей в глаза, она прикусила язык, потому что вспомнила, что эта девушка – не абы кто и что в последнем номере «Форбс» ей была посвящена целая страница под рубрикой «Ангелы-хранители бизнеса»; одним словом, перед ней стояла не практиканточка, которой поручают ксерить документы, а личная ассистентка крупнейшего предпринимателя с зарплатой, выражающейся шестизначным числом, получающая от конкурентов предложений о работе больше, чем могла рассмотреть.

– О, я понимаю, – спохватилась Домисиль. – Не волнуйтесь, Аврора, сейчас дождемся нужного света, и я вам его верну.

– Аврора! – раздался голос ЖБМ. – Я не знаю, сколько еще продлится вся эта ерунда. – Займитесь решением вопросов, которые у нас намечены на сегодня. У вас все с собой?

– Да.

– По России? По Англии?

– Все здесь, – подтвердила Аврора.

– Отлично. Начинайте без меня, пока я… снимаюсь в идиотской комедии на вокзальном перроне, – пробурчал он и снова встал в позу на краю платформы.

* * *

Прошло четверть часа, но нужный свет так и не появился, и было решено устроить перерыв. Аврора сидела по-турецки возле столба; на земле перед ней лежало две папки, три айфона и два планшета; она надела наушники, достала ручку и блокнот. Когда к ней приблизился ЖБМ, она по-русски говорила по телефону, попутно делая заметки.