— Так ты что же, хочешь надеть на меня то, что было в моде когда-то? — интересуюсь я, поднимаясь к ней на второй этаж.

— Не ворчи, — говорит Катя, отпирая дверь. — Я не собираюсь тебе ничего навязывать, просто мне кажется, что кое в каких моделях ты будешь неотразима. А еще я хочу убедиться, что морально они ничуть не устарели. Вот увидишь, мы его зацепим по самые жабры!

— Кого? — недоумеваю я.

— Того, ради которого ты решила приодеться.

Ах да, я же совсем забыла свою легенду! Обычно я ничего не скрываю от Кати, но теперь… Она вообще настроена против семейства Лавровых. Еще бы, она ведь не вступала с ними в контакт. Просто подруга всегда за меня переживает и когда почему-либо о Лавровых заходит речь, обзывает Марину Константиновну старой аферисткой.

Всякую попытку к отвергнувшей меня семье приблизиться Катя безоговорочно считает унижением и наверняка не одобрит моих планов. Но мне это необходимо. Клин клином вышибают. Я должна избавиться от этого куска льда, насильно втиснутого в мою живую душу. Он мешает мне жить.

Хорошо, что Катя как раз теперь удалилась в свою гардеробную и не видит моего остановившегося взгляда. Она тут же закричала бы: «Опять?!»

Появляется она с шикарным бархатным пиджаком в руках и говорит:

— Видала? Недавно бархат был неактуален, а сейчас самый писк! Будешь надевать под него ту бежевую кофточку, что я подарила тебе на Новый год, и черные брюки. А это…

Она медлит и торжественно вынимает из кармана комок какой-то материи.

— Твое вечернее платье!

— Вот эта тряпочка? — Я касаюсь его пальцем.

— Тряпочка! — передразнивает Катя. — Темнота! Это ткань будущего. Натуральный шелк всего с небольшой добавкой синтетики. Надень!

Я проскальзываю в нечто невесомое, которое легко обнимает мою фигуру.

— Блеск! — радуется Катя. Смотрит задумчиво. — Но это, конечно, для безупречных фигур, потому что она подчеркивает каждую лишнюю складочку на теле… Ничего, ты себе пока можешь такое позволить.

— Что значит пока? — громко возмущаюсь я.

— Мы все не молодеем, милочка!

На этой грустной ноте я покидаю дом звезды модельного бизнеса, но уже закрывая за собой дверь, я вдруг вспоминаю: а о самом главном я так и не поговорила — и возвращаюсь.

— Катя!

— Ты все еще здесь?

— За Мишкой присмотришь?

Она смотрит укоризненно и говорит, нарочито растягивая слоги:

— Ес-тест-вен-но! Тем более что в самом скором времени и тебе придется отрабатывать свой долг мне.

— Какой долг?

Определенно я сегодня приторможена.

— Здрасьте! Мне тоже нужно кое-куда ехать.

— В Европу, что ли?

— В Страсбург. В твоих устах слово «Европа» прозвучало как Крыжополь.

— Ах да, прости, я забыла добавить протяжного завистливого выдоха. Кто-то поедет в Европу, а кому-то сидеть во второй части этого названия.

— Кто тебе не дает, ты тоже можешь ездить по заграницам. На моей памяти тебе раз пять предлагали поездки за кордон, а ты все фейс воротила.

— У меня, между прочим, сын есть.

— А у кого его нет?

— Невозможно одной воспитывать своего ребенка так, как этого бы хотелось. Как назло, и родители далеко живут…

— Расхныкалась! — сердится Катя. — Я же тебе сказала, присмотрю за Мишкой. В крайнем случае Галину Георгиевну попрошу.

Это бывшая няня Димки, которую Катя иногда привлекает к прежнему делу.

— Считаешь, мы своим детям чего-то недодаем?

Это вечная и больная тема. Кто из женщин хочет воспитывать ребенка в одиночестве? У всех так складываются обстоятельства. Но с другой стороны, в большинстве случаев это всего лишь меньшее из двух зол…

В самолете у нас места рядом с Найденовым. Хоть он и говорил, что не хочет брать с собой охрану, с ним летят сам начальник службы безопасности и один из его сотрудников. Не возьмет он их с собой, видимо, лишь в зал переговоров.

Теперь, когда я все для себя решила, интересуюсь как бы мимоходом:

— Не будет ли у меня в Москве два-три свободных часа, чтобы я могла навестить свою родственницу?

— Конечно же, будет, — заверяет мой клиент. — Наверняка с четырех до семи часов вечера.

— А почему так жестко?

— Потому что в семь будет банкет, а как же я обойдусь без переводчицы?

То есть Михаил Иванович таким образом, пусть и несколько неуклюже, приглашает меня на банкет.

А с другой стороны, и ничего, что у меня в запасе будет всего три часа. Вот только мне еще надо найти в справочной службе адрес моей бывшей свекрови.

— Какие-то трудности? — спрашивает Найденов, наверняка заметив поперечную морщинку у меня на лбу, которая появляется, когда я задумываюсь.

— Дело в том, что я еще не узнала адрес родственницы. — Я решаю признаться, чтобы в случае чего у моего работодателя не возникали вопросы.

— Адрес? — оживляется он. — Какие мелочи!

Самолет уже набрал высоту, и Михаил Иванович, похоже, заскучал без дела.

— Толя! — зовет он своего начбеза. — Нужно войти в базу московской справочной.

— Легко! — отзывается тот и с готовностью открывает крышку ноутбука, до сих пор без дела торчавшего из его дорожной сумки. — Диктуйте!

— Лаврова Марина Константиновна. Возраст: примерно лет пятьдесят. Раньше жила на Малой Бронной…

Это я хорошо помню по рассказам моего мужа.

Я слышу, как пальцы Анатолия Викентьевича проворно бегают по клавишам, и сердце у меня отчего-то колотится как овечий хвост.

— Лавровых по Москве много, — через некоторое время сообщает он, перегнувшись к нам с соседнего сиденья, — а вот Марина Константиновна на Малой Бронной — всего одна. Адрес запишете или запомните?

— Запомню, раз она никуда не переехала, — бормочу я, стараясь и в самом деле про себя несколько раз его повторить.

— Партнеры выделяют мне машину, — замечает Найденов. — Но завтра с шестнадцати до девятнадцати часов я даю ее в ваше полное распоряжение.

И смотрит на меня, будто силясь что-то понять.

— Я бы не хотела обременять вас своими заботами, — говорю я.

— Подумаешь, бремя! — фыркает он. И бросает коротко: — Спасибо, Викентьевич!

— Да пожалуйста! — говорит тот с каким-то подтекстом.

Хочет, чтобы я еще что-то сказала? Что за родственница, с которой я, судя по всему, до сего времени не поддерживала никаких отношений?