— Ну, тогда благословляйте, — улыбнулся Тарас, будто в шутку, крепче обнимая Ребекку.

— Ага, сейчас, все брошу и благословлю. Ишь, какой прыткий… — попятился к дому Ицхак. — Я ему — острижено, а он мне — выбрито… — и заметив, как насупилась дочь, поспешно прибавил. — Нет, нет, дети! Вы только ничего худого не подумайте! Вообще-то я, конечно, только рад за вас и согласен на свадьбу, но… Мне всегда казалось, что казацкое слово даже крепче купеческого. Верно? Так зачем же воду в ступе толочь? Мы с вами как договаривались, пан Куница?

— А как? — заинтересовалась и Ребекка, впервые узнавшая о том, что промеж отцом и ее возлюбленным существует какой-то уговор.

— Господин казак должен сперва сыскать кое-что, от чужих глаз спрятанное, а уже потом — приходить свататься. Вот как… — серьезно ответил корчмарь. — Тогда и будет вам обоим мое самое искреннее отцовское благословение.

— Ах, вот вы о чем, — кивнул парень. — Да, я и сам не против. Тем более — коня мне купить надо и прочих припасов…

— Ну, так кого ждешь? Оправляйся на поиски…

— Боязно… Вот вы мне, давеча, о сундучке с самоцветными каменьями толковали, а вдруг — в наших местах ничего ценного не спрятано? Как тогда быть? Цветок ведь только раз на заветную захоронку указать может. Жаль будет такой шанс на мелочь потратить.

— И то верно, пан Куница… — задумался Ицхак. — Все-таки варит у тебя голова. Гм… Ладно, коль мы с тобой уже почти родня, подскажу… Есть у меня на примете одно местечко. Лет пятьдесят тому, там лихие люди атамана Терн-Кобылецкого озоровали. А когда королевские драгуны, нанятые за деньги разозленных купцов, пошинковали их как капусту, то — ничем поживиться не смогли. Надежно припрятал разбойничий атаман все награбленное добро. А тайну — с собой в могилу унес. Поговаривали: много там золотишка всякого, да камешков самоцветных было. Ведь не один караван обобрали кромешники… Вот, где силу цветка испытать стоит. И не слишком далеко от здешних мест. За месяц обернешься…

— Нет, не годится, — твердо отказался Тарас. — Слишком долго… А мне бабушка Аглая строго-настрого велела не мешкать!

— Ну, ладно, для такого дела… — даже со стороны было видно, как в душе корчмаря мучительно борются жадность и рачительность. Победила вторая. — Дам я тебе коня. Вернее, одолжу… — тут же поправился он. — Вернешься с находкой, сможешь выкупить.

— Да откуда ж у тебя конь взялся, дядька Ицхак?

— Это мое дело… — скривился тот. — Я же не спрашиваю: как ты цветок отыскать сумел? Ну, что, господин казак, согласен? Но, с одним условием: все тобой найденное — пополам делим.

— Если добро пополам, то коня ты мне подаришь, — подмигнул онемевшей девушке Тарас. Мол, не волнуйся почем зря, это у нас с твоим отцом, шутка-прибаутка такая. — И то, еще поглядим, что там у тебя за кляча в хлеву спрятана? Может, ее даже на живодерню не примут?

И не удержавшись, постучал Ицхака по впалой груди и промолвил, копируя хриплый старческий голос.

— Говорят: этой осенью барсучий жир и гречишный мед сильно в цене будут! Да и сам попей — одышка наверняка мучает, а?

Корчмарь икнул, от неожиданности и ответил, глядя куда-то поверх головы парня:

— Спасибо за совет…

Потом посмотрел на Тараса:

— Пойдем, господин казак, в дом. Там и договоримся…

Куница уже было шагнул следом, но вовремя вспомнил, что однажды его угораздило зайти внутрь жидовской избы, и непроизвольно попятился, энергично замотав головой. В прошлый раз он едва не сомлел от удушья прямо в комнате, которую хозяева не проветривали, наверное, со дня постройки дома.

— Лучше здесь… К чему прятаться, кто нас услышит? И к тому же — вы вчера мне огневое оружие показать хотели.

— А что, и в самом деле сменяешься? — оживился Ицхак. — Веришь, покоя от этих сновидений нет… Вот и сегодня опять приснилось. Прямо, как наяву. Стоило только голову к подушке прислонить.

— О чем вы говорите? — наконец не выдержала, ничего не понимающая, Ребекка. — Кто-нибудь мне объяснит?

— Не встревай в разговор между отцом и будущим мужем, женщина! — рявкнул на дочь Ицхак. — Не до тебя сейчас! О большом гешефте речь идет! Лучше займись чем-нибудь. Надо будет — позовем!

— Я обязательно все тебе объясню… потом, — шепнул тем временем на ушко девушке Тарас. — Потерпи еще чуток, ладушка.

Этих объединенных усилий с трудом хватило на то, чтоб Ребекка сдержала свое любопытство и, демонстративно поджимая губки, ушла в дом.

— Хорошая жена будет, кроткая, послушная… — раздраженно вытер взопревший лоб Ицхак. — То бишь, о чем мы говорили?

— Об оружии…

— Ах, да… — сразу сник корчмарь. — Оружие… Еще одна напасть на мою седую голову. В своих снах я его третий день кряду в углу сарайчика вижу. Припрятанное под соломой. Пара пистолей и мушкет. А оно мне надо? И проверить так это, или нет — не решаюсь. Страшно — а вдруг оно там и в самом деле лежит?

— Так, пойдем, глянем.

— Пошли, — вздохнул Ицхак.

Каким бы странным это не казалось, но настойчивое сновидение не обмануло Ицхака. Заботливо укутанный рядниной и слегка притрушенный соломой, в углу сарая лежал почти новый испанский мушкет, а в довесок к нему — два великолепных кавалерийских пистоля. Отдельно — сумка с порохом, пыжами и пулями.

— Бог мой… — выдохнул Куница. — Да это ж целое состояние…

— Глаза б мои его не видели, — сплюнул в сторону корчмарь. — Бесовское наваждение…

— Бесовское, или еще какое иное… — промолвил парень, бережно поднимая с пола великолепную пару, — но пистоли я возьму. А вот с мушкетом таскаться не стану… Больно он тяжелый и громоздкий. С десятком товарищей обоз охранять — отменное оружие, а одинокому всаднику, только обуза. Пока перезарядишь — ордынцы пару дюжин стрел выпустить успеют.

— А свою саблю и седло оставишь взамен? — с некоторой толикой надежды спросил Ицхак.

— Вот еще, — дернул плечом Куница. — Казак без сабли, все равно что безрукий калека. Да и хорошее седло на дороге не валяется. Вот найду я клад, выкуплю у тебя коня — и что? Охлопом ездить? Нет, дядька Ицхак, и не проси даже.

— Но, как же нам тогда быть? — озабоченно потер лоб корчмарь. — Я ведь, в этих проклятущих снах, не дарю тебе оружие, а — меняю… Кабы не осерчал тот, кто его сюда положил? Не к ночи будь, помянут… Тьфу-тьфу-тьфу!.. За своеволие наше? Не боишься, Тарас?

— А с чего ты взял, что тут нечистый замешан? Может, это ангел-хранитель обо мне печется?

— Не думаю, чтобы ангелы стали людей оружием снабжать… не по-христиански это… — проворчал корчмарь. — Лукавому куда как сподручнее. И потом — сарай, единственное незащищенное молитвой место.

Парень ненадолго задумался, прикрыв правый глаз и внимательно выискивая тревожных знаков колдовским зрением левого. Но, ничего странного или тревожного на оружии не заметил, а потому решительно тряхнул чубом и сказал: