Когда после смерти мэтра Бюжо вскрыли его завещание, то в нем единственным наследником был назван именно Бертран, что никого не удивило, но и друзей не прибавило. Его несдержанность в конце концов навлекла на него беду. Когда заболела дочь одного из высокородных дворян, Бертрана среди прочих срочно вызвали для диагностики. Только взглянув на изможденное лицо девушки, он сразу узнал признаки холеры и заявил, что нужно вливать в нее столько жидкости, сколько возможно, и предложил использовать специальный раствор, который в сочетании с порошками его собственного изготовления должен был помочь. Однако остальные признанные специалисты, среди которых многие считали юного доктора выскочкой и мошенником, настаивали на кровопускании. В конце концов родные больной склонились на сторону большинства и предпочли их услуги. Конечно, несмотря на все старания врачей и священнослужителей, которые в течение нескольких дней окуривали помещение благовониями, тем самым усугубляя ситуацию, несчастная умерла. Чтобы отвести от себя подозрения в невежестве, лекари в один голос заявили, что во всем виноват Бертран – мол, если бы не его вмешательство, время, потраченные на глупые и бессмысленные споры, не было бы упущено, и больную можно было бы спасти. Над ученым стали сгущаться тучи – безутешный отец предпочел поверить умудренным опытом проходимцам и поклялся уничтожить Бертрана. Но, к счастью, у того нашлись друзья, которые предупредили его о предстоящем визите непрошеных гостей, и молодому человеку удалось скрыться. Собрав самые дорогие ему вещи и деньги, доставшиеся в наследство от мэтра Бюжо, сумевшего скопить к старости кругленькую сумму, он бежал сначала из Парижа, а затем и из Франции.

Европа приняла его враждебно – не найдя поддержки ни в Испании, ни в Германии, он решил, что незачем ограничивать себя, и двинулся в таинственную Тартарию, где, как рассказывал ему когда-то Бюжо, круглый год лежит снег, а люди больше похожи на диких зверей. Впрочем, в нелепости описания народа, населявшего эти земли, Бертран убедился в первый же год своих странствий. Более того, изучив язык и традиции, он обнаружил, что местные шаманы и знахари во многом опередили своих напыщенных европейских коллег, обвешанных дипломами и грамотами. У них действительно можно было многому научиться – прежде всего тому, как использовать природные ресурсы для лечения даже самых серьезных заболеваний. Путешествие заняло у него шесть лет, пока он наконец не нашел того места, которое его полностью устраивало…

– Принес? – Ирица весело взглянула на запыхавшегося провансальца и жестом пригласила его к столу, на котором уже стоял дымящийся горшочек, распространявший такой аромат, что у Бертрана засосало под ложечкой.

Стараясь есть аккуратно, чтобы произвести на хозяйку хорошее впечатление, он представил, как выглядит со стороны, и невесело усмехнулся про себя – у него отросла такая борода, что его вполне можно было без всяких оговорок принять за потомственного лесного жителя. Дорожная одежда, которую он еще не успел сменить, имела весьма жалкий вид. Удивительно, что Ирица не настояла на том, чтобы он выполнил обещание и убрался на рассвете. Впрочем, возможно, угощение и являлось своеобразным прощальным подарком – местное население отличалось гостеприимством, которым он не раз пользовался за эти несколько лет, и молодой человек был почти уверен в том, что, накормив его, девушка поспешит избавиться от незваного гостя. Что ж, ничего страшного, он не пропадет. Тем более что староста дал ему добро на строительство жилища в их селении. А рассчитывать на то, что эта красавица заинтересуется таким, как он, конечно, было глупо и самонадеянно.

Занятый своими грустными рассуждениями, Бертран едва не поперхнулся, когда Ирица сказала:

– Ты можешь остаться. Если хочешь, конечно.

Хотел ли он? Еще как! Интересно, подумал Бертран, а если он сейчас загадает, чтобы с потолка на табурет рядом с ним упал Парацельс, его желание сбудется? После того как меньше чем за сутки решились все его проблемы, – вообще все! – он уже не был уверен в том, что бодрствует…

Мари держала Карла за руку, будто опасалась, что он вырвется и убежит. И у нее были причины думать так – как только они покинули кабинет Дмитрия Ивановича, на них со всех сторон одновременно навалилась такая дикая смесь звуков, запахов и цветов, что сложно было устоять на ногах. Они словно оказались в самом центре восточного базара – ежесекундно к Дубинину подходили какие-то люди и, безошибочно определяя в нем новичка, похлопывали по плечу, предлагали что-то, просто здоровались или мрачно обещали, что он уже через пару недель завоет от тоски. Мари пришлось сжать руку, которую молодой человек покалечил, с такой силой, что он вздрогнул от боли – и опомнился. Удивленно взглянув на спутницу, Карл поднял брови:

– Я в порядке, отпустите меня, пожалуйста.

– Как знаешь. – Мари послушно выпустила его руку, но продолжала напряженно следить за каждым его движением.

Внимание Дубинина привлекла женщина в белых одеждах, которая, стоя перед толпой мужчин, судя по всему, проповедовала. Аудитория разделилась на два лагеря – первый открыто выражал несогласие с тем, что она говорила, свистел и улюлюкал, второй же с хмурым видом внимательно ловил каждое ее слово, не обращая никакого внимания на шумящих соседей.

– Ты повторяешься, Гипатия! Твоя лживая ересь не интересна нам! – Неряшливого вида мужчина, возмущавшийся громче всех, схватил валяющийся у его ног камень и запустил его в женщину.

Карл, поддавшийся внезапному порыву, хотел было броситься на ее защиту, но Мари удержала его. Проследив за взглядом девушки, он с удивлением обнаружил, что камень не только не причинил никакого вреда выступающей – он даже не долетел до импровизированной трибуны, исчезнув, будто его и не было.

– Я вижу, Петр, ты все тот же. – Женщина посмотрела на крикуна с таким презрением, что Карл подумал: если бы кто-нибудь на него так взглянул, ему легче было бы провалиться сквозь землю, чем продолжать разговор. Однако на того это не произвело никакого впечатления – с упрямством фанатика он продолжал изрыгать поток ругательств и оскорблений, пока к нему не подошел огромного роста мужчина. Схватив смутьяна одной рукой за штаны, которые жалобно затрещали, а другой – за шиворот куртки, он с легкостью поднял его и унес куда-то. Напрасно тот, кого называли Петром, дергался и призывал своих сторонников помочь ему – никто и не подумал сдвинуться с места.

Женщина взглянула на аудиторию, которая вдруг притихла – даже самые активные предпочли молчать в отсутствие предводителя, – и, вздохнув, сказала:

– Вот видите, ничего не изменилось. Вы по-прежнему готовы на все – лишь бы не использовать мозг, который ваш Господь дал вам.

– Но ведь мы-то здесь, – заметил кто-то ехидным голосом. – Значит, не все так ужасно, как ты пытаешься это изобразить.

– Точно! Молодец! – В толпе опять наметились волнения, которые быстро стихли, стоило только Гипатии поднять руку.

– Этот мир питается всем выдающимся, выходящим за рамки. То, что вы попали сюда, еще не повод гордиться собой, поскольку экстраординарная глупость – это особо ценный деликатес.