Фалько кивнул, признавая очевидное:

– Ты прав.

И стал разглядывать висевшие вокруг фотографии, пока снова не остановился на той, где губы и зубы впивались в мякоть плода.

– Вот эту, наверно. – Он перевел взгляд на Эдди: – Если она еще не продана.

Она показала на красную точку в углу рамы:

– Продана, но это неважно. Я все устрою. Она останется за вами.

Эдди произнесла эти слова без улыбки и безучастно, как будто ей не было никакого дела, купит кубинец Игнасио Гасан одну из ее работ или нет.

– Прекрасно, – сказал Кюссен. – Тебе это обойдется в две тысячи франков.

– Однако…

– Уверяю тебя, это почти даром.

Фалько, воздержавшись от дальнейших комментариев, достал из кармана вечное перо «Шиффер-Баланс» в яшмовом корпусе и чековую книжку «Лионского Кредита», переданную ему адмиралом в Сан-Себастьяне. С невозмутимым видом выписал чек и протянул Кюссену.

– Колоссаль! – просияв, тот помахал листком в воздухе, чтобы поскорее просохли чернила. – Теперь надо выпить, отметить покупку.

На улице Фалько обнаружил, что в нескольких шагах за ним, не скрываясь, следует какой-то человек в кепке – приземистый и коренастый, с приплюснутым боксерским носом. Баярд улыбнулся успокаивающе:

– Не беспокойтесь. Это Пти-Пьер, мой шофер.

– И телохранитель, – уточнила Эдди.

– Он был со мной в Испании, служил механиком в моей эскадрилье. А до этого воевал в Африке. Славный малый, предан как пес.

– Даже чересчур, – добавила она.

Они пришли на Монпарнас, в «Дом». Присели у стойки бара, потому что терраса бурлила посетителями, как жаровня с картофелем фри, заказали коктейли «Бостон-флип»[27] и стали пить, покуривая и оживленно болтая, меж тем как Пти-Пьер остался у дверей. Кругом звучал многоязыкий говор, и Фалько с усмешкой подумал – впечатление такое, будто это вавилонское столпотворение организовано каким-нибудь американским PR-агентством, чуждым расовых или политических предрассудков. Словно камешки, перекатываемые бурным потоком, здесь с туристами перемешались беженцы со всей Европы, на время бросившие оружие и оказавшиеся вдалеке от проволочных заграждений и спорных границ. Фалько всегда нравилась разношерстная публика парижских кафе, где с одинаковым успехом можно и остаться незамеченным, и – через минуту – отыскать множество знакомых. Нравилась не меньше, чем строгая элегантность французских гарсонов в безупречных, как и их манеры, длинных передниках.

– Я почти ничего не знаю про кубинские сигары, – заметил Баярд. – Редко их курю. У вашей семьи крупная плантация?

– Порядочная, – не моргнул глазом Фалько. – Под Сан-Луисом. Это к юго-западу от Гаваны. Выращиваем табак, который идет на сорт «вегас-финас».

– Почва имеет значение?

– Разумеется. Листья для сигары, что виноград для вина.

Баярд проявил непритворный интерес:

– А вы производите какую-нибудь известную марку?

Фалько, ощущая на себе обеспокоенный взгляд Кюссена, улыбнулся:

– Мы не выпускаем сигары определенной витолы[28] или, если угодно, бренда. Состоим в родстве с семейством Менендесов и кооперируемся с ним – поставляем табак для сорта «Монтекристо».

Австриец, снова встревожившись, часто заморгал. Он думал, что Фалько вступил на зыбкую почву, и уже раза два пытался сменить тему, но Баярда интересовали сигары. Или их производитель Начо Гасан.

– И какие же «гаваны» вы бы порекомендовали?

– Если нашего производства, то, конечно, «казаки B» или «пирамиды № 2», – к удивлению Кюссена, Фалько без заминки полез во внутренний карман, извлек оттуда толстую сигару и протянул ее Баярду. – Вот такого типа. У них приличное сепо.

– Сепо?

– Профессионалы так называют толщину. А у «пирамиды» – конец заостренный.

Лео принял сигару, сказал «спасибо» и, не понюхав и не помяв, сунул ее в нагрудный карман. Фалько повернулся к Эдди:

– А вы курите сигары?

– Иногда.

– Как вы знаете, затягиваться не надо. Только смаковать вкус и аромат.

– Разумеется.

Фалько достал вторую сигару – «казак B» и, предварительно проткнув кончик зубочисткой, протянул Эдди со словами:

– Надеюсь, вам понравится. Мягкий вкус, и величина подходящая.

Девушка, не поблагодарив, поднесла зажатую в зубах сигару к протянутому ей огоньку зажигалки.

– А правда ли, что работницам, пока они их скручивают, читают вслух? – спросила она, выпустив первые облачка дыма.

Фалько улыбнулся, пряча зажигалку. Всем своим видом Кюссен выражал безмолвный восторг.

– Правда.

– И они, как Кармен у Мериме, скручивают их на голом бедре?

– Вот это, боюсь, легенда.

– Неужели?

– Тем паче что не каждое бедро заслуживает внимания.

– Даже так?

– Именно. И среди наших работниц преобладают дамы средних лет. От пятидесяти и старше.

Эдди несколько секунд вглядывалась в его лицо:

– Какое разочарование.

– Еще бы.

Она взглянула на дымящуюся в пальцах сигару:

– Это напрочь лишает курение всякого романтизма.

– К сожалению, – согласился Фалько. – Но, впрочем, всегда можно вообразить подходящую женщину.

– А вы каких женщин воображаете?

– У меня скудная фантазия, – он сделал постное лицо. – Просто я слишком часто вижу, как скручивают сигары – не на бедре, а на самом деле.

После этого Фалько отпил глоток и повернулся к Баярду. Пришло время, решил он, действовать на этом фронте. И подобраться к жертве поближе.

– Я восхищаюсь тем, что вы делали в Испании.

– Спасибо.

– Как же вы решили отправиться туда?

Баярд воспринял вопрос с напускным безразличием. Держа бокал в руке, облокотился о стойку – в изяществе каждого его движения сквозила надменность. Стало известно, сказал он немного помолчав, что на стороне Франко воюют итальянские и германские пилоты-наемники. Чтобы помочь законному правительству, Баярд решил набрать летчиков, которые сражались бы за республиканцев. Французские власти не могли сделать это официальным путем – а он мог. Пользуясь хорошими отношениями с министром авиации в кабинете Блюма, привел в действие кое-какие связи, раздобыл денег и создал эскадрилью добровольцев: в ней были французы, англичане, один русский и один немец.