Стакан выпал из рук, красная жидкость залила белоснежный ковер…

МОЯ КРОВЬ ЗАЛИЛА ГЛАЗА.

Мне стало страшно, очень-очень страшно.

Паника, страшная паника.

Помню, как металась по комнате. Легла на кровать, закрыла глаза, ведь это был всего лишь сон.

Помню, как в нервном припадке заливала ковер ведрами воды, как смахивала с полок посуду, рвала одежду, открывала и закрывала двери, окна, опять ложилась на кровать, опять закрывала глаза.

Неизбежность, отчаяние, растерянность. Слез не было, мне до конца казалось, что еще есть несколько секунд, чтобы все изменить, чтобы все было как раньше.

Помню себя в ванне в одежде, как включила холодную воду и долго смотрела на бежащую струю. Холодная вода, холодное тело, холодная от страха душа. Она переливалась через края, но не смывала запах смерти, пропитавший мои руки, волосы, кожу, воздух вокруг. Лучше темнота.

Из ступора вывел дикий, адский смех. Я выскочила из ванны, озираясь по сторонам. Он гремел, отскакивал от стен, разрывал мои перепонки. В зеркале мое лицо искажала неестественная гримаса. Я умоляла себя замолчать, заставляла себя закрыть рот, руками пыталась сдвинуть губы, но смех становился только сильнее. Мне казалось, я схожу с ума.

Напряжение всех мышц стало невыносимым, тело не справлялось с разрывающими его эмоциями. Пусть все закончится сейчас, пусть смерть, я согласна на все, что помогает.

В мгновение все выключилось. Я заснула перед дверью в кухню…

Когда открыла глаза, был уже вечер. Из открытых окон в комнату проникал холодный воздух, в комнате не осталось живого места, пол покрыт осколками, кусками непонятных вещей, залит водой. Зрелище не для слабонервных. Привыкнуть к новому состоянию смертницы казалось невозможным, биться в истерике не находилось сил.

Следующие несколько дней прошли подряд без остановок, без разграничений, одним сплошным куском. Я собирала свои мысли в одну стопку, старалась найти ось, за которую можно закрепиться психологически и осознать до конца произошедшее.

Принять было легче, чем бороться с неизбежностью. Да и жизнь у каждого из нас взята в долг, потому что завтра не гарантировано никому. Я никогда не боялась смерти, но никогда ее и не хотела. Сейчас я особенно четко чувствовала, насколько мне нужна жизнь.

Первое, что приходило в голову, когда вернулась способность соображать, — чужие похороны. Их на моей памяти было достаточно. Только сейчас поймала себя на мысли, что все эти близкие люди не превратились в прошлое, скорее в картины, которые всегда висят на стене. Пусть я не обращаю на них внимания каждый день, но знаю, что они там.

И они тоже часть моего настоящего, неотделимая его часть.

В этот момент одиночество ощущается острее, чем когда-либо.

Из музыкального центра, чудом уцелевшего после вчерашнего, звучали слова моей судьбы:

И силы на исходе…

И кровоточат раны…

Мне жить еще не поздно,

А умирать так рано…

УУУУУУУУУУУ

И вновь одна осталась,

И разбежались люди…

Все, кто когда-то клялся,

Что долго не забудут!!!

Я даже не знала, кому моя новость не будет безразлична.

Моей сестре? И только?

И только дождь и ветер

Со мной остались рядом,

И с ночи до рассвета

Я напиваюсь ядом.

Остался безответным

И этот вздох последний,

Его забрал дождь с ветром

И не принес спасенья…

Я не верю в жизнь после смерти. Пусть будет приятным сюрпризом. Вера в нее оправдывает пассивность при жизни. Ведь так можно не бояться, что чего-то не сделал, не испытал, не решился, всегда можно спрятаться за нерушимое ПОТОМ. Потом… В раю… А здесь-то чем не рай? Отношением. Привыкли, что жизнь должна быть штукой сложной, с обилием разных трудностей, и мозг услужливо подкидывает целую «массу проблем». Но кто сказал, что так должно быть? Мы ведь не обязаны быть несчастными! Никто не отрицает, что проблемы придуманы самими же. Но по привычке трудно отказать себе в лаврах мученика, тем более что удовлетворенность жизнью в нашем обществе как-то не принята. Лучше поверить в сказку после смерти, чем признать: эти короткие моменты потратил на покупку туалетной бумаги, намывание полов и набивание желудка.

Мне было о чем подумать. У меня уже не было вечности в распоряжении, а значит, и не было времени, которое можно тратить впустую.

Возможно, теперь я понимаю, каково это — потерять все.

Моя жизнь вырисовывалась схемой про— стой и глупой. Только сейчас становилось очевидно, что единственным, что невозможно вернуть, я разбрасывалась без разбора. Мне казалось, если я могу купить часы, то могу купить и время.

Одежда превратилась в кожу. Я уже несколько лет не отделялась от бесконечных Cavalli, Prada, Gucci и так далее, потерялась за марками и названиями мест, запахов, блюд. Жизненные ориентиры быстро заслонились рекламными щитами и пропали из поля зрения. Настало время бежать от комфорта: все удовольствия одинаковы и причиняют лишь боль и неприятности. И это не просто слова — это слезы и дождь…

Это все мои мысли? Или временное помутнение???

На автомате подняла трубку.

— Ланчик, привет. Это Ольга Фомина. Получила твое сообщение и решила перезвонить. (Моя студенческая знакомая, тогда собиралась встретиться с ней в качестве эмоциональной встряски.) С радостью бы увиделась, но завтра улетаю в Индию отдыхать.

Я собрала всю волю в кулак, чтобы голос не казался глухим и звучал как можно будничнее:

— Можно мне с тобой?

— Ну да, почему бы и нет? Я еду одна.

— Тогда договорились.

Звонок в дверь. Я, в каких-то домашних шортах и маленькой майке, открываю дверь. На пороге Давид.

Я могла бы обрадоваться его приходу, но это все уже для меня безразлично и не имеет никакого значения. Да, я испытываю к нему ядерную комбинацию очень сильных чувств, и понадобится еще много времени, чтобы это изменилось. Но я и так уже позволила себе слишком много, пойдя навстречу несущемуся поезду, отбросив сомнения и поддавшись круговороту эмоций. На поверку лучше Анны Карениной я не была, и теперь мне придется заплатить не меньшую плату за доверие. Не знаю, что он хотел мне сказать, но время упущено, и я уже закрыта для экспериментов. На данный момент меня больше устраивают отношения с холодной головой, когда я полностью контролирую ситуацию, а дикую страсть и безумную отдачу для безопасности стоит запрятать подальше: уверенности, что Давид распорядится ими правильно, у меня уже не было. Конечно, ничего криминального он не совершил и минет Костика меня не волновал, зато я четко осознала, как больно он может мне сделать, и рефлекс самосохранения быстро включил защитную реакцию.