— Вам-то, парни, хорошо! Птицы вольные. День — здесь, неделя — там, кто будет проверять. А у меня завтра обратный рейс.

Как оказалось, упомянул россиянин о своей работе не просто так — для красного словца!

— Да и вот этот самый нехороший инцидент с полицией вовсе не входит в мои служебные планы, — продолжил Кольцов. — Вот загонят на меня эти служивые строгую «телегу» в наше министерство авиасообщений, оправдывайся тогда, что не верблюд.

— А что? Ты, правда, не верблюд? — не удержался от ядовитого смешка теперь уже в адрес русского товарища Дэйв и тут же успокаивающе добавил:

— Даст Бог, на свой рейс завтра успеешь.

После чего явно проговорился, когда произнёс, довольно странные в их ситуации слова:

— Не паникуй напрасно! В том, что все будет шито-крыто в этой истории, тебе и всем остальным, точно ручаюсь. Никто на нас здесь не станет жаловаться!

Эффект полученной информации получился именно таким, какой и ожидал услышать их бывший командир, будто невзначай «развязав язык». Видимо, ему уже самому надоело «играть в молчанку» а самому выкладывать всё на чистоту мешали внешние обстоятельства.

— Может, объяснишь? — забыл обидеться Кольцов. — А то смотрю, что-то темнишь с самого вечера — какие-то деньги, погоня, арест.

И тогда американец начал говорить правду. Выдавая её дозированными частями, чтобы не получить отповедь, достойную своих предыдущих действий.

— Все очень просто, господа заключённые, — раздалось в темноте. — Никакие это не полицейские!

Сопение Дэйва между произнесёнными фразами с головой выдало заодно и его тщетные попытки без помощи зрения, исключительно полагаясь на руки и личную «пятую точку» выбрать в кипе мешков что-то, более-менее похожее на кресло:

— Да и сами вы разве не заметили подставы на этом лесном посту у шлагбаума?

— Ну, по поводу антуража — форма, машина, дубинки у них, положим, все о'кей, — невозмутимо перечислил из своего угла Ямото Намури. — А вот обращение к начальству меня тоже насторожило. Думаю, что маскировка.

— Вот именно, — подтвердил Дэйв.

Он развил свою мысль ещё шире:

— Только скажу больше — вся эта история с исчезновением Свена Ларсгартена и нашей общей мышеловкой на этом дурацком лесном проселке, были подстроены из-за меня. И надо сказать — здорово у них получилось. Как по нотам. Ведь влипли, что называется, как индейка в рождественский ощип. Только одного не учли ребята — миллиона-то у меня с собой уже нет. Ни цента! Забирать нечего.

— Какого еще миллиона? — одновременно вырвалось у собеседников. — Откуда деньги?

— Из той самой синей спортивной сумки, что мне Свен передал в аэропорту в обмен на…

Наступила гробовая тишина. Только гремели рессоры их фургона, когда, то и дело преодолевали неровности лесной дороги.

По закону дружбы, если уже начал открывать душу, пора было продолжить свою исповедь. Однако этого не происходило. Колби замолчал, гадая, видно, о том — стоит ли все рассказывать до конца.

И всё же томительная пауза длилась не так долго, чтобы зачесались кулаки. Откровения продолжились. Поскольку американцу уже стало ясно, что без помощи своих друзей по «Каравелле» ему из этой передряги, без существенных потерь не вырваться.

И он снова открыл рот:

— В общем, господа, всю сумму получил от нашего с вами приятеля в обмен на мою услугу.

Впрочем, нечто подобное от него уже надеялись получить слушатели, рисковавшие наряду с ним и своими головами.

— Надеюсь, ты не стал перевозчиком наркотиков, оружия или прочей контрабанды? — Сергей даже сам не ожидал, что в его голосе могут быть такие металлические нотки.

— Ха-ха, — раздалось в ответ. — Нет, конечно.

Впрочем, столь короткий, практически, односложный ответ получил существенное дополнение:

— Не наркотики и не оружие.

Темнота словно осязаемо раскалялась при каждом слове потенциального виновника их общих злоключений.

Бывший командир их экипажа тем временем всё дополнял градус подозрений товарищей.

— Однако, то, что сейчас вспомнил — различные наркотики, самое смертоносное оружие, всё это, — продолжил саморазоблачение Колби. — Против моего эксклюзивного товара, доставленного прямо с мыса Канаверал из штаб-квартиры НАСА — сущая безделица.

— Тогда секретная техническая документация? — с учётом собственных интересов, вычислил возможный вариант Ямото Намури.

И опять — мимо!

— Тоже мне — Пинкертоны, — гаденько захихикал, с каждой секундой теряющий своё прежнее лицо, бывший авторитет в их коллективе. — Таким образом гадать вам до второго пришествия.

Но и ему надоела эта своеобразная игра в «кошки-мышки». Так как Дэйв перешел к существу темы. Для чего вдруг выбрал шепот:

— И не документация. Хотя у меня там, в сумке, эквивалентом миллиону зелёных, на самом деле была одна вещица, вам всем хорошо знакомая по прежней работе.

— Опять темнишь?

— Уж нам-то за свои дела и знакомства перед полицейскими или кто там под их формой выслуживается, бояться не приходится!

Голоса стали предельно суровыми. Все серьезнее становились оба спутника американца.

И тот окончательно перестал скрывать свой секрет:

— В моей спортивной сумке, обмененной на доллары, в небольшом термостате, была одна из проб, взятых вами на Марсе, при посадке на планету в нашей совместной экспедиции…

— Не говори ерунды, — попытался опровергнуть его Намури. — Все доставленное нами на Землю теперь хранится в международном центре.

Ему вторил Сергей:

— Как полагается, марсианские образцы находятся в надёжных местах, а не у вас где-то на задворках НАСА.

В разгоревшейся невидимой дискуссии своих оппонентов решительно и бесповоротно опроверг собеседник:

— Вернее, хранилось…

Затем ещё и уточнил кое-что своим бывшим коллегам и подчинённым неуступчивый Дэйв:

— Теперь эти бойкие ребята из Хьюстона, которые мне всю жизнь поломали, могут кусать себе от злости и раскаяния локти или ещё что-нибудь, столь же не вкусное!

Тут уже на смену сомнениям пришли, как острая жалось к бывшему командиру и твёрдое непонимание причин, побудивших его на явное преступление, каким во все века считается воровство:

— Ты совершил хищение образцов только ради того, чтобы досадить каким-то клеркам из НАСА?

— Из-за такой ерунды отважился на кражу?

Зато сам американец особенно не переживал, по поводу своих предыдущих роковых действий. Разве что укорял себя за мальчишеское легкомыслие, с каким отправился на розыск товарища и угодил, в столь ловко устроенную на него ловушку.