была безвкусно одета: на ней была длинная бабушкина юбка по щиколотку, потёртые кеды, какая-то дурацкая водолазка, серая, да ещё и в тёмно-синюю полоску. Сергей выглядел в тысячу, в миллион раз более ухоженно. Мне было больно на это смотреть.

Но главное, что повергало меня в шок, было то, каким Диана была человеком. Она была ровным счётом такой же, какой была я на первом курсе. В жизни её интересовала только наука – и больше ничего. Ей не требовалось ни развлечений, ни общения. Она круглыми сутками проводила с книгами, изучая теоретическую физику. Мира вокруг для неё не существовало, а если и существовало, то он был искажен, её представления о нём были такие, словно она судит о происходящем вокруг, разглядывая события в осколках разбитого зеркала. Она была до глупого наивной, инфантильной и пустой внутри. С ней было невозможно общаться – а ведь я когда-то пыталась, в те времена, когда ещё не потеряла надежду найти в Университете подругу. Разговаривая с ней, у меня сложилось впечатление, что я не могу её понять из-за того, что внутри у неё ничего вовсе и нет: ни желаний, ни предпочтений, ни мнения. Мнение у неё есть только относительно предметов и того, что читают на лекциях. Быть может, она так хорошо скрывает от посторонних свой внутренний мир, конечно, но мне показалось, что его просто нет.

Пожалуй, я не была такой вообще никогда. У меня всегда была слишком большая склонность к чему-то такому обычному, человеческому, а потом и к женскому. Мне казалось, что я была бы хорошей парой для Сергея, потому что он выглядел, как хороший мужчина, а я, как мне казалось, была хорошей женщиной: я ухаживала за собой, следила за порядком на своей территории в комнате, научилась хорошо готовить, я вела себя всегда достойно, никогда не подлизывалась к преподавателям, выпрашивая оценку повыше, как делала это Лиза, и если мне ставили низкую оценку, я получала низкую оценку – и точка. Но мне… мне нечего было ему предложить.

Как бы неприятна была мне Диана, особенно в этот момент, я с горечью должна была признать, что у неё было то, чего не было у меня. Диана не просто знала больше, она больше времени, чем я, уделяла миру вокруг, в то время как я тратила время на себя. Она стала интересным человеком, а я… по правде говоря, как бы я не убеждала себя в обратном, я не могла поддержать разговор практически ни о чем, потому что последние годы делала только бесконечные домашки, которые приходили в мою жизнь и уходили, а на их место приходили новые. В свободное время я бегала на стадионе, делала маски для лица, играла с друзьями в компьютерные игры или смотрела фильмы. Я могла бы упасть в море сожалений о потраченном времени, но не стала – если бы я не тратила свой досуг на подобные развлечения, я бы, наверное, просто сошла с ума.

Чисто теоретически я бы хотела, возможно, читать в свободное время статьи с arXive – но не могла, просто потому что не могла. Могла бы мечтать или воображать, как бы было здорово, если бы я была таким человеком, который способен в свободное время читать статьи с arXive, но быть им не могла. Я не могла быть и такой, как Тая или Соня – я не посмотрела ни одного широко обсуждаемого сериала, я не была в курсе популярных новинок музыки, не была фанаткой какого-нибудь полу-смазливого бойз-бэнда, даже не смотрела аниме. Казалось, что мне вообще ничего не интересно, и единственное, что меня волнует в этой жизни – это сдать экзамены и увидеть утром отвес. В самом деле, если бы я была на её месте, о чем бы я говорила с Сергеем? Что бы я стала ему рассказывать? Как красила ногти, пока вместе с друзьями смотрела E3? Как, как… что?

Сидя на лавочке, смотря на Диану и Сергея, я спрашивала себя, готова ли я пожертвовать своей красотой – не внешней, внутренней, – и стать ей? Но я больше не знала, что вообще такое красота, не знала, о чем сама же говорю, и не знала, на кой чёрт какая-то красота вообще кому-то сдалась. И даже тогда я ответила себе – нет. Даже если бы мне дали шанс, случилось бы чудо, осуществилось бы невозможное – и все мои слёзы, пролитые ночью на чужой подушке, если бы все моменты отчаяния и боли были стёрты из моей памяти, и я вновь стала бы той, кто не знает, что такое крик в пустоту, я бы отказалась. Ведь тогда мне не нужен был бы Сергей, потому что меня бы вовсе и не было.

Какой бы пустышкой не выглядела моих глазах Диана, пустышкой была я. Вот такой вот парадокс: во мне было на одну человечность больше, чем в ней, но я была полой внутри.

Ведь даже предмет Сергея я учила в самом деле не потому, что мне так уж интересна квантовая механика – да к чёрту квантмех, в самом деле! Мне нравился он. Мне бы нравился Сергей, если бы он занимался чем угодно: будь он преподавателем, будь он музыкантом, дизайнером или адвокатом. Я любила его за его умение удивляться и видеть красивое в абстрактном, за способность понять, что люди бывают и умные, и глупые, и добрые, и злые, и все достойны внимания и уважения. И я хотела утащить себе этот лакомый кусочек, и я проиграла.

Я проиграла везде: я не смогла достичь того уровня просветления, которого достигла, например Диана, которая была до того сообразительной и обладала до того хорошей памятью, что успевала делать все задания и при этом высыпаться – мне приходилось выбирать. Я не смогла найти себе ни подругу, ни парня, и я понимала, что вероятно, дело тут во мне, а не все вокруг меня такие плохие. Я не начала зарабатывать деньги: к этому времени множество моих сокурсников начали работу в консалтинге и аналитике, перестав испытывать финансовые трудности. Я ничего не добилась. Я всё проиграла.

***

На следующем семинаре по квантмеху я ощущала себя странно. Эти полтора часа, которые были для меня самым волшебным временем в неделе, теперь казались до боли пресловутыми, ничего не стоящими, бессмысленными. На повестке дня была задача двух тел.

– Как забавно, – сказала я Антону, выходя из аудитории, – всё прямо как с людьми. Если задача двух тел ещё