Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я ходила на семинары по квантовой механике скорее, чтобы отдохнуть. Там хоть и обсуждались очень серьёзные вещи, оценки в этом семестре по квантмеху не было, так что можно было расслабиться и получать удовольствие, а уже в следующем семестре расстроиться, обнаружив, что материал второго семестра невозможно усвоить без глубокого понимания материала первого семестра, затем раскаяться в том, что учился вполсилы, без должной серьёзности относился к предмету, пообещать, что больше никогда, никогда так не будешь делать – и на этом успокоиться.
Когда в конце семестра Сергей решил на доске последнюю задачу, сказал финальное: «Ну вот и всё. Жду вас на своих семинарах в следующем семестре», я вышла из аудитории, жалея, что не увижу его ещё почти два месяца, а мне так нравилось смотреть, как он блестяще решает у доски задачи, рассказывая при этом ещё что-нибудь интересное о том, где такие, казалось бы, абстрактные задачи, находят применение на практике, в реальной жизни. Да и потом, он был просто красивым, невероятно милым и добрым. На него было приятно смотреть.
Перед новым годом мы сдали несколько самых лёгких экзаменов. Самая интересная часть сессии, которая должна была начаться в январе, грозными тучами маячила на горизонте, но до этого было несколько новогодних дней. Дима и Олег купили еловые ветки и поставили их в банки с водой. В один из предпраздничных дней Олег уехал домой, а Антон пошёл гулять с какой-то девушкой (уж не знаю, где он их находит). Мы с Димой и Яном решили посмотреть фильм и украсить комнату Димы, в которой мы собирались справлять новый год. Дима выглядел очень уставшим, и ничего не хотел делать. Пока я подметала комнату и распаковывала коробку с гирляндами и крошечными ёлочными игрушками, Ян сварил Диме кофе с коньяком и сгущёнкой, чтобы тот взбодрился.
Тихо жужжал ноутбук, на котором скачивался фильм, Ян, стоя на столе, вешал на карниз гирлянду, а я цепляла на еловые веточки красные и золотые шарики. Дима говорил мне и Яну, как лучше сделать, а потом затих. Ещё не допив кофе, он уснул, и мы с Яном сели за Димин стол и смотрели «Сталкер» Тарковского, а потом разошлись по своим комнатам.
Новый год прошёл как обычно: кто-то выжил, кто-то не очень. Радовало то, что все, кто блевал – блевали в тазик, что значительно облегчало последующую уборку. Ян приготовил свинину в духовке, я нарезала салаты, Дима и Олег закупили напитки. На праздновании были ещё какие-то другие наши однокурсники – я их не запомнила.
Сессия была тяжёлой. Я с трудом закрылась без «удов». Когда она закончилась, я не почувствовала облегчения. Она как будто бы и не кончалась. На каникулах я стала бегать по стадиону, и физические нагрузки давали мне некоторое психологическое облегчение, но я с ужасом думала о том, что в новом семестре снова надо начинать учиться. За каникулы я съездила в несколько соседних городов, чтобы сменить обстановку и погуляла там в парках. Было здорово, правда, только когда я гуляла. Как только я возвращалась в общежитие, какая-то тяжесть вновь наваливалась на моё сознание. Четыре стены, обклеенные нелепыми, да ещё и отслаивающимися, обоями, давили на меня, мешая дышать. Я просыпалась, бегала, шла в душ, завтракала, читала книжку, обедала, шла гулять, ужинала с Яном, ложилась спать. Такие простые и лишённые глубокого смысла действия занимали у меня весь день. Я спрашивала себя, а как же было раньше? Мне кажется, что я успевала больше, что я делала какие-то невероятные вещи, что я читала больше, что я учила что-то на каникулах. Как же мне удавалось? Не переставая удивляться, я отвечала на свой вопрос: я не помню. А это точно было? Это было со мной? Это была я?
Ни в один из дней этих каникул, я не совершила никакого великого или важного для науки дела – да как-то и не хотелось. Я все две недели лежала, гуляла, читала, играла, болтала с Яном – и ещё бы так две недели провела, а потом ещё и ещё. Но так не бывает.
Когда закончилась сессия и начались каникулы, я не почувствовала ни того, ни другого. Так же вышло и с началом нового семестра. Однажды я проснулась, побегала, сходила в душ, позавтракала и пошла на пары. Там были какие-то лекции, потом какие-то семинары, я что-то там писала, особенно когда лектор говорил, что это важно.
На улице не было ветра. Для февраля такая погода – редкость, особенно здесь. Небо было затянуто облаками, ровными, плотными, недвижимыми. Небо было абсолютно спокойно, но мне казалось, что там, за его молочной пеленой, за небесной оболочкой, что-то дрожит от напряжения, и оно вот-вот взорвётся. Я слушала семинар по квантеху без особого энтузиазма, но старалась вникать в суть происходящего. За окном показалось солнце, и моё лицо дёрнулось в еле заметной улыбке. Я тут же одёрнула себя, и вернула взгляд обратно к доске. В этот момент Сергей повернулся к аудитории, и мы на мгновение встретились взглядом.
Меня словно ударила молния, и ток прошёл по всему моему телу. Я в испуге опустила глаза. Он на мгновение запнулся, а затем продолжил говорить. Остаток семинара прошёл мимо меня. Как и все остальные лекции в тот день. Я вышла из аудитории сама не своя. Антон спросил, всё ли со мной хорошо, и я ответила, что всё в порядке.
Итак, я влюбилась в Сергея. Я считала дни до сдачи домашнего задания, и старалась изучить материал как можно более полно, по крайней мере, настолько, насколько это позволял наш упрощенный курс. Тратить на квантмех столько времени, сколько тратила я, было лишено смысла. Предмет был не основным, и в том виде, в каком он подавался, было невозможно претендовать на серьёзное изучение предмета, как и предполагалось учебным планом. К тому же, если уж мне хотелось бы подольше пообщаться с Сергеем, мне и вовсе следовало бы, по крайней мере, делать вид, что мне абсолютно всё непонятно, докапываться до него с вопросами или что-то в этом духе. На деле же я приходила, рассказывала ему задачу, он говорил, что сойдёт, и я шла домой.
Я приходила домой и долго сидела, пялясь в пол, не зная, что делать. Я не могла смотреть на него, не могла спокойно сидеть на семинарах: внутри меня всё переворачивалось