«Теперь порядок! – с удовлетворением подумал он. – До начала митинга я проштудирую ее и пойму, что со мной происходит».

Спустя час Сергей допустил непростительную оплошность. По вызову отца он вышел из кабинета, оставив брошюрку на письменном столе. После его ухода Марина занесла почту, увидела, что читает начальник, и пришла в ужас.

«Боже мой, этот подонок где-то заразу подхватил! Что теперь будет? Рассказать девчонкам или нет? Он же всех нас заразит! Завтра у меня встреча с его мамашей. Может, ей стукануть, что сынок сифилитиком стал? Нет, это ничего не даст. Она в личную жизнь сына вмешиваться не будет. А мне-то что делать?»

Так ничего и не решив, Марина вернулась в приемную. О неприятном открытии в кабинете начальника она промолчала.

13

Во вторник, 20 октября, полковник Живко проснулся раньше жены. Стараясь не разбудить супругу, он выбрался из кровати, подошел к окну. Двор пятиэтажки, где жил Живко, был запорошен снегом, первым в этом году.

– Все ждешь, когда зима наступит? – спросила проснувшаяся жена.

– Да нет, просто в квартире стало прохладно, вот я и посмотрел, как там, на улице.

– Поедешь в зимней форме?

– Рано еще переодеваться. Придется в плаще ехать.

Василий Кириллович Живко любил зимнюю форму одежды. Полковничья каракулевая папаха делала его выше ростом, а ладно сидящая шинель скрывала худобу, не старческую, а природную. Василий Кириллович никогда не был полным, отличался подвижностью и стариком себя не считал.

«Пятьдесят девять лет для мужчины не возраст!» – не раз говорил он жене.

За завтраком полковник напомнил супруге, что сегодня задержится и, возможно, допоздна. Жена лишь пожала плечами. Мол, допоздна так допоздна. За много лет она привыкла, что муж порой возвращался домой только под утро, усталый, голодный, иногда в забрызганной грязью одежде, но всегда оптимистично настроенный. Жизненной энергии полковнику Живко было не занимать.

Приехав в городское управление милиции, Василий Кириллович принял у дежурного по управлению доклад о состоянии дел за сутки, поднялся в свой кабинет и стал готовиться к селекторному совещанию. В половине девятого все начальники территориальных органов находились на связи и готовы были доложить обстановку.

– Доброе утро, товарищи! – обратился полковник к невидимым подчиненным. – Сегодня селекторное совещание провожу я, полковник Живко. Начальник управления со вчерашнего дня находится в отпуске. До его выхода на службу все вопросы буду решать я.

Селекторное совещание прошло на удивление быстро. Начальники районных отделов обратили внимание, что Живко, обычно весьма дотошный, проявляющий внимание даже к мелочам, этим утром не стал заострять внимания на них.

Закончив с этим, Живко вызвал к себе Буянову, начальника финансовой части УВД.

– Что у нас с зарплатой? – спросил он.

– Мы давно ее начислили, но выплатить не можем. Денег нет.

– У нас в кассе денег нет? – уточнил полковник.

– Банк вернул нашу заявку без исполнения.

– Мы вовремя подали документы?

– Василий Кириллович, мы все вовремя подали, но в банке для нас нет денег. Я пробовала узнать, в чем дело, но со мной никто разговаривать не стал.

– Оставьте в кассе тысячи две-три на случай непредвиденных обстоятельств, остальные можете выдать командированным и отпускникам. Хотя нет, отпускники пока подождут. Без моего ведома неприкосновенный запас не трогать.

На столе у Живко зашипел селектор. Началось утреннее областное совещание. Вел его полковник Савельев, недавно назначенный начальником областного УВД.

Он выслушал доклады руководителей городских и районных отделов, потом сказал:

– Коллеги, по моим сведениям, Москва вовремя перечислила нам средства на выплату зарплаты, но в банке денег нет. Прошу вас, не теребите наше финансовое управление и не спрашивайте, когда они поступят. Как только это произойдет, мы тут же оповестим вас.

Живко отключил селектор, прошелся по кабинету, посмотрел на портрет Ленина, висевший над его столом. Ильич хитро улыбался и словно спрашивал: «Как вам, товарищи, при демократах живется? При советской власти задержек с зарплатой не было».

Живко вернулся за стол, позвонил начальнику штаба УВД:

– Сегодня я хочу проверить несение службы нарядами в Ленинском районе. К семи вечера мне нужен самый толковый офицер.

– У меня все офицеры толковые, – отшутился коллега.

– Попок у тебя не занят? Я возьму его в сопровождающие.

Леониду Попку было тридцать девять лет. Он был среднего роста, ладно скроен, исполнителен и немногословен. Уже много лет Попок носил подковообразные усы, опускающиеся за уголки губ. Знакомые постоянно донимали его. Дескать, Леня, ты хочешь быть похожим на белорусского крестьянина?

«Я хочу быть похожим сам на себя», – отвечал на это Попок и форму усов не менял.

Около семи вечера он зашел к Живко и доложил:

– Я готов!

Они спустились во двор УВД, сели в «Волгу» Живко, но поехали не в Ленинский район, а на набережную. В проулке между забором городского сада и хирургическим корпусом областной больницы полковник велел остановиться. Вышколенный водитель лишних вопросов задавать не стал. Промолчал и Попок.

На панели перед водителем зашипела радиостанция.

– Двести шестой на позиции, – доложил дежурному по городу экипаж патрульно-постовой службы.

«Этот экипаж сегодня должен отдыхать, – припомнил расстановку сил на сутки Попок. – Кажется, наш полковник что-то задумал».

Чтобы скоротать время, Василий Кириллович включил радиоприемник. Там как раз транслировался рассказ об искусстве Древней Греции.

«В древнегреческих мифах и легендах бога войны Ареса всегда сопровождают его сыновья-близнецы Фобос и Деймос. Фобос – это олицетворение страха, а Деймос – ужаса. Перед людьми сыновья Ареса возникают поочередно. Вначале появляется Фобос, вселяющий страх в сердца героев и простых смертных. Затем в действие вступает Деймос, превращающий абстрактный страх в ужас, в мучительное ожидание неминуемой смерти».

Через зеркало заднего вида Попок украдкой наблюдал за Живко.

Прослушав распределение ролей в семье Ареса, Василий Кириллович едва заметно кивнул. Мол, да, так оно и есть. Война – это страх и ужас.

«Начало войны Живко с матерью и сестрами встретили на Украине и попали под немецкую оккупацию, – припомнил биографию начальника Попок. – Натерпелся, наверное, мальчик Вася от немцев. При слове «война» его лицо словно окаменело. Сколько ему лет было тогда?»

Прервав размышления Леонида, в салоне «Волги» зашипела радиостанция. На связь с полковником вышел дежурный по городскому управлению: