Мы от него на память получали книжки с такой, например, надписью:

«Дорогому и уже старому другу Юре и его молодой жене с любовью. Д. 3.11. 63.»

Борис Слуцкий также дарил нам книги с автографами.

«Тане и Юре – дружески, от нянчившего их автора, – Борис Слуцкий», – это надпись на сборнике стихов «Время» издания 1959 года. Потом персонально Юре, при выходе в свет сборника стихов Павла Когана, Михаила Кульчицкого, Николая Майорова и Николая Отрады в 1964 году: «Юрию Кагану – стихи угнетавших его Павла и Миши. Борис Слуцкий».

Затем, видимо, посчитав, что мы достаточно подросли, типично в духе Слуцкого автограф на сборнике стихов «Работа»: «Тане и Юре – величественно, но дружественно. Борис Слуцкий, 22.11.1964 г.»

Странные, мистические бывают в жизни совпадения. Такое совпадение было у меня в моей работе с Борисом Слуцким. Я заканчивала перевод романа югославского, а точнее, черногорского писателя Михаило Лалича, «Свадьба», который вышел в издательстве «Художественная литература» в 1964 году. Узнав о том, что роман готовится к выпуску, Борис Слуцкий вызвался написать к нему предисловие. Это произведение заинтересовало Слуцкого по той причине, что, закончив войну в 1945 году в Югославии, он познакомился там с Михаило Лаличем и проникся к нему необычайной любовью и уважением, и как к писателю, и как к герою Сопротивления свободолюбивого горского народа, веками отстаивавшего свою родину от иноземных захватчиков. Война с фашизмом осложнялась еще и внутренним предательством четников, продавшихся итальянским наймитам, также воевавшим на стороне нацистов. Казалось бы, положение было безнадежным, но вера в Справедливость и поддержку России не позволяла партизанским соединениям сложить оружие. И в тяжелейших условиях, в снегах, при отсутствии централизованного командования и средств связи, при недостатке всего необходимого для продолжения борьбы, и прежде всего продовольствия и боеприпасов, они выстояли, – выстояли ценой огромных жертв, – в Черногории погиб чуть ли не каждый десятый мужчина. Обо всем этом говорится в предисловии к роману «Свадьба» Бориса Слуцкого, а сам роман является ярким свидетельством подвига, который совершили все люди – женщины, дети, старики, – населяющие эту маленькую страну, во имя Независимости и Свободы.

«Эта книга написана просто и прозрачно, – пишет Б. Слуцкий. – Величественная простодушность эпической песни сохраняется в сербской литературе и по сегодняшний день. Михаило Лалич ведет свое повествование о событиях 1943 года, о борьбе с немецкими и итальянскими фашистами с той же простотой, с какой безымянные гусляры сочиняли свои песни о том, что было в пятнадцатом веке, о борьбе с турками».

Однажды, когда Михаило Лалич с его женой Миленой были гостями в Москве по приглашению Союза писателей, мы с мужем повели их в ресторан ЦДЛ. И вдруг встречаем Бориса Слуцкого – какая радость! Старые вояки обнялись и долго хлопали друг друга по плечам:

– Добар дан! Здраво!

– Привет, – вот это встреча!

Переводчика им не требовалось, хоть я и стояла тут рядом, все было ясно и так: фронтовая дружба – это навсегда, и для понимания не надо знать другой язык.

Между тем Слуцкий не мог упустить случая, чтобы не сделать Юре соответствующее наставление:

– Имей в виду, сегодня ты принимаешь великого человека, так что не подкачай!

Услышав слово «великий», что по-сербски значит всего лишь «большой», Лалич запротестовал:

– Ти си велики, нисаiа! – и показал на разницу в росте между ним и Борисом Слуцким, который и правда был намного крупнее этого выдающегося писателя, автора романов «Злая весна», «Облава», «Разрыв», «Лелейская гора», «Свадьба», а также многочисленных повестей и рассказов.

Что же касается замечания Бориса Слуцкого относительно того, чтобы мы не поскупились на угощение этого «великого» человека, то тут надо с грустью заметить: во-первых, Михаило Лалич ничего спиртного не пил, а свои гастрономические притязания предпочитал удовлетворять у нас дома, на нашей кухне. Моя бабушка старалась ему угодить и готовила простую обыкновенную еду – то, что любил Лалич. А в ресторан, после долгих уговоров, мы его затащили исключительно для того, чтобы он почувствовал атмосферу тогдашнего нашего клуба писателей.

Погружаясь в работу над каким-то значительным произведением, переводчик начинает жить как бы двойной жизнью: с одной стороны, он по-прежнему находится в реальной действительности, а с другой – его окружают миражи – видения и облики того мира, который воссоздан в авторском оригинале. Необходимо мобилизовать свои внутренние ресурсы и вести нить повествования, не упуская её из сознания, до самого конца. Этот непрерывный монолог длится иной раз и год, и два, не давая возможности отвлекаться на что-то другое. Мешают бытовые заботы, отпуск, поездки, контакты и телефонные звонки. Но вот из типографии приходит сигнальный экземпляр книги, и тут уж можно и передохнуть.

Примерно такие ощущения испытывала я, работая над переводом произведений Михаило Лалича.

Вслед за «Свадьбой» я взялась за его роман «Лелейская гора», мою заявку на перевод этого романа одобрило и приняло к работе издательство «Прогресс» (впоследствии «Радуга»).

Роман вышел в Белграде в 1957 году, а в 1964 году Михаило Лаличу присуждается за него премия имени Негоша, – Пётр II Петрович Негош (1813–1851), владыка Черногории, великий поэт и просветитель.

Символично, что именно М. Лаличу первому вручается эта премия, учрежденная в 1963 году Черногорией и присуждаемая литераторам Югославии за высшие достижения один раз в три года, и что его имя первым выбивается золотыми буквами на стене мемориального дома Петра II Петровича Негоша в Цетинье.

Вспоминаю волнение, с каким я шла на подписание договора в издательство. Мне предстояло проделать большую работу. Объемная книга (около 30 печатных листов) лежала передо мной, и срок сдачи рукописи был уже обозначен. В то время трудно было вообразить, сколько раз придется пролонгировать договор, сколько раз предстоит еще вернуться к отдельным страницам и главам текста, сколько проблем возникнет в процессе работы.

Что представляет собой это сочинение писателя? Философско-психологический роман, где автор изучает возможности человека, его воли и стойкости в обстановке партизанской войны, когда главный герой повествования оказывается в суровых горах Черногории в замкнутом кольце преследования, одиночества и жесточайшего голода. Как удержаться на высоте нравственных норм, не поддаться малодушию и страху? Не пойти на преступление против своей совести, когда изнуренное голодом нутро требует: убей, укради, ограбь? Искушение ходит за ним по пятам, является в образе Мефистофеля, и этот дьявол нашептывает на ухо блуждающему в горах партизанскому связному, находящемуся на грани выживания, что низость и подлость в характере рода людского и не надо этому противиться.