– Ну, это мы запросто. – Пристав взял в руку перо. – Сейчас вот, запишу в книгу… С сопровождением выдавать?

– Нет, – хохотнул Иван. – Уж как-нибудь сам справлюсь.

Пристав загремел ключами и громко позвал стражей. Через некоторое время из узилища привели закованного в цепи узника.

Увидев Ивана, Михайло посмотрел на него и презрительно сплюнул на пол.

– Поплюйся еще тут, поплюйся! – возмутился пристав. – По возвращении, ужо, будешь все полы мыть.

Иван вывел Михайлу на улицу.

– Небось, в пыточную ведешь? – осклабясь, осведомился тот.

– Нет, – юноша покачал головой. – Просто исправляю ошибку.

– Какую еще ошибку? – удивился узник.

Иван улыбнулся:

– Свою. Здесь вон сворачивай, к кузне…

Приказной кузнец ловко освободил Михайлу от оков.

– Ну… – Выйдя наружу, узник растер запястья. – И что теперь? Не боишься, что убегу?

– Беги, – ухмыльнулся Иван. – Для того и вызвал. Выберешься – Бог даст, ну а не выберешься – твоя вина.

Отвернувшись, он быстро зашагал к лошади. Вскочив в седло, обернулся – Михайлы нигде не было. Ну и слава Богу…

Позвал знакомого писца, наклонился:

– Беги в узилище, скажешь приставу – сбег узник Михайло Пахомов Ивана Леонтьева сына виною.

Нагнав у Китай-города друзей, Иван вместе с ними поехал на Скородом, в усадьбу Андрей Петровича Ртищева…

Ранним утром друзей провожал сам Семен Никитич Годунов. Боярин лично вручил списки с грамот, из коих ясно следовало, что Самозванец никакой не Дмитрий, и благословил принесенным с собой образом:

– Помоги вам Господь, парни.

Потом погрозил пальцем Ивану:

– За твое ротозейство ответишь, не думай… если, конечно, вернешься, – последнюю часть фразы Годунов произнес шепотом. Потом еще раз перекрестил переодетых монахами ребят и махнул рукой: – Езжайте с Богом!

Загремели медные колокольцы на запряженной в розвальни лошаденке. Миновав Москву-реку, сани выбрались на Ордынку, проехали ворота, свернули и ходко понеслись по Серпуховской дорожке в Путивль – в стан Самозванца, вора, называющего себя чудесно спасшимся царевичем Дмитрием.

…Борис прислал в Путивль трех монахов…

Р. Г. Скрынников. Россия в начале 16 века. Смута

Март – апрель 1605 г. Тула – Путивль

До Серпухова добрались быстро – на ямских лошадях по государевой надобности, – а уж дальше пошло потруднее: ямские на юг не ехали, опасались, и, как вдруг подумал Иван, опасались не только самозванца, но и царевых войск, ибо еще неизвестно было, кто там больше разбойничал. О том, что творили царевы воеводы в Комаричской волости, слухи ходили самые жуткие, временами напоминавшие правление Грозного царя Иоанна. За помощь самозванцу там побили всех, не щадя ни баб, ни стариков, ни младенцев, тем самым резко укрепив решимость путивлян до конца поддерживать лживого Дмитрия, вполне обоснованно опасаясь за свою участь. А вообще-то, похоже, что не так уж и долго оставалось мятежничать самозванцу – войска царя Бориса и вооружены лучше, и численностью поболе.

Друзьям не повезло с погодой: небо плотно затянули низкие сизые тучи, нудно истекавшие то ли дождем, то ли мокрым снегом, так что полозья саней с трудом пробивали себе дорогу. С горем пополам добравшись до Тулы, переодетые монахами парни заночевали на небольшом постоялом дворе, располагавшемся на самой окраине, близ крепостных стен. Гарнизон нес службу расхлябисто: на постоялый двор то и дело захаживали сторожевые стрельцы, долго сидели, судачили промеж собой, пили пиво и квас. Речи в большинстве своем вели злые – жаловались на недоплату жалованья да на то, что в связи с тревожным положением начальство запретило заниматься мелкой торговлишкой и промыслами.

«Этак скоро все к Самозванцу подадутся!» – послушав разговоры стражников, подивился Иван и осторожно поинтересовался, каким образом лучше добраться… гм… хотя бы до Кром бедным монасям.

– До Кром? – ухмыльнулся один из стрельцов – длинный мосластый мужичага. – К самозванному царю собрались, иноки?

– Что ты, что ты, окстись! – перекрестясь, замахал руками Иван. – Паломники мы во Святую землю.

– Паломники… – угрюмо протянул стрелец. – Ну, за нас хоть во Святой земле помолитесь, паломники… А под Кромы третьего дня отряд царев вышел – на помощь воеводам Голицыным. Ежели поспешите – догоните.

– Благодарствую, – выйдя из-за стола, Иван смиренно поклонился стрельцам и, еще раз осенив себя крестным знамением, пошел в людскую – будить своих.

Митрий уже поднялся и задумчиво смотрел в затянутое бычьим пузырем окно (что уж он там видел – Бог весть), а Прохор еще вовсю храпел, развалившись на широкой лавке и подложив под голову ветошь.

– Ну? – услыхав шаги, обернулся Митька.

Иван еле сдержал смех – парень и вправду сильно походил на монаха: смуглое худое лицо, длинные темно-русые пряди, только вот глаза смотрели вовсе не благостно.

– Стрельцы сказали – третьего дня отряд государев под Кромы отправился. Нам бы к ним пристать – все от разбойных людишек спасение.

– Третьего дня, говоришь? – Митрий почесал голову. – А догоним?

– Догоним, – засмеялся Иван. – Сам знаешь, как войска ходят – нога за ногу цепляется. Там постоят, тут пограбят, а где и девкам подолы задерут.

Разбудив Прохора, так порешили: идти за войском немедля. Расплатились за ночлег, попили поданного хозяином постоялого двора молока да, помолясь, вышли.

Серая, хорошо утоптанная дорога вилась меж заснеженных холмов, покрытых смешанным лесом, кое-где виднелись соломенные крыши деревенских изб. Кому принадлежали деревни, парни не знали, вовсе и не интересно это им было, гораздо больше интересовало другое – где бы переночевать, перекусить, обогреться?

В полдень остановились у леса, на опушке с черными следами кострищ. Развели костерок, натаяли в котелке снегу, разболтали муку с вяленым мясом. Не сказать, чтоб шибко наваристая получилась «болтушка», но ничего, есть можно. Приятели перекрестились и, присев на обрубки деревьев, достали ложки.

Оглушительный звук выстрела вдруг разорвал тишину. Насквозь прошибив котелок, пуля ударилась в старую, росшую рядом осину, в ней и застряла. Парни, не сговариваясь, кинулись в снег и поползли в разные стороны.

– Куда?! – ехидно осведомились из лесу… Нет, голоса уже звучали не в лесу, а здесь, рядом. Звучали с угрозой, неласково:

– А ну, подымайтеся, голуби! Монаси, мать ити.

Приказание тут же подкрепили делами – черная злая стрела, дрожа, вперилась в снег перед самым носом Ивана. Да уж, с такими аргументами не поспоришь. Что ж, поглядим, что за тати…