К тому же Эдвард любил тетю. Двадцать три года она заменяла ему мать, а после смерти отца стала единственным попечителем семьи.

Своими добрыми советами обеспокоенный Мунк напоминает саму тетю: «Часто бывает, что болезнь возвращается из-за какой-нибудь неосторожности, например, если встаешь слишком рано». Но он знает и одно верное средство. Он пишет в Кристианию знакомому виноторговцу и просит посылать тете вино. «Как только температура спадет, ты должна много пить».

Как бы то ни было, тетя Карен жива, хотя признает, что на этот раз ее жизнь висела на волоске: «Такая серьезная болезнь – даже удивительно, что я, такой сморчок, с ней справилась».

В апреле Мунк отправляется из Ниццы в Париж, где еще месяц ходит по выставкам, а вдобавок успевает и работать. Он пишет несколько «пятнистых» импрессионистических городских мотивов. На «Улице Лафайет» мужчина с балкона смотрит на оживленную улицу. Солнечный свет, заливающий улицу, и уличная суета переданы часто наложенными мелкими параллельными мазками. Этими парижскими картинами Мунк прощается с импрессионизмом. Увиденное им у «Независимых» и на других выставках, а также то, что ожидало дома, в Норвегии, направило его работу совсем в иное русло.

В конце мая – начале июня на 60 крон, полученные от тети, Мунк добирается пароходом до Кристиании.

Близкому другу Мунка Яппе Нильсену – тому, что в свое время соблазнял Мэйссе сигаретами с опиумом, этим летом исполнился двадцать один год. В этом возрасте Мунк встретил Милли Таулов. С тех пор как Яппе семнадцати лет от роду окончил гимназию, а было это в 1887 году, он успел несколько лет проучиться на юридическом факультете и попробовать себя в качестве художника, но большую часть времени проводил в дебатах о литературе и философии. Между делом он съездил в Париж и завоевал в кругах кристианийской богемы репутацию многообещающего молодого человека.

Вращаясь среди богемы, он не мог избежать знакомства с Одой Крог, которая была старше его на десять лет. К этому времени ее связь с Егером подошла к логическому завершению, и она не замедлила вступить в новую – с Яппе.

Осталось довольно мало свидетельств тому, что же на самом деле произошло между Одой и Яппе. Главный источник здесь – дневниковые записи Мунка. Правда, пять лет спустя Яппе Нильсен издал роман «Немесис», который нельзя назвать романом в стиле «пиши-свою-жизнь», но он дает представление о некоторых деталях его отношений с Одой. Единственный документ, свидетельствующий об их связи, – фотография Оды и Яппе, сделанная летом 1891 года в Тёнсберге. На ней оба очень серьезны, смотрят прямо в камеру, а Яппе выглядит до смешного юным.

Судя по всему, история началась зимой 1891 года в Париже. Ода отправилась туда одна, без детей и мужа. Для нее интрижка с Яппе была, скорее всего, лишь незначительным эпизодом, но Яппе не смог забыть Оду и приложил все усилия к тому, чтобы они встретились в конце лета в Осгорстранне. Кристиан Крог довольно быстро сообразил, что происходит, поэтому больше всего в этой истории пострадал Яппе, натура весьма чувствительная.

Мунк начинает свой рассказ с того, как встречает сестру Яппе – Юлию Холмбу на пристани, где собирается сесть на пароход до Осгорстранна. Она только что оттуда и успевает рассказать ему, что у Яппе белая горячка: он катается по полу и то смеется, то плачет. На пароходе Мунк сталкивается с врачом Инге Хейбергом, который лечит всю кристианийскую богему. Тот как раз едет к Яппе. Хейберг говорит, что Яппе вооружился пистолетом – того и гляди, кого-нибудь пристрелит: «Он же столько пьет, а тут еще эта интрижка, – такое и быка с ног свалит…» В Юртене на борт парохода неожиданно поднимается сам Яппе. Он взволнован, но вменяем: перед этим он побывал в аптеке и купил хлорал, который в те времена принимали как успокоительное.

Мунк описывает душераздирающую сцену в гостинице Осгорстранна. Ода при всем честном народе натравливает мужа и Яппе друг на друга. Она называет любовника «малыш Яппе» и спрашивает, нравится ли ему общество Крога. Крог выкрикивает, что тот просто размазня: «Когда буду работать и мне понадобится тряпка вытереть руки, я непременно вспомню о Яппе».

Яппе не в силах отказаться от Оды. Когда осенью в кристианийских кафе возобновляются традиционные богемные посиделки, Яппе, Оду и Крога постоянно видят вместе. Ода вовсе не щадит Яппе. Она то намекает ему, что продолжает интимные отношения с мужем, то берет свои слова обратно и утверждает, что сказала это только из мести, когда увидела, что Яппе поцеловал ее сестру Боккен. Однажды вечером она впадает в истерику, взбирается голая на забор перед собственным домом и выкрикивает имя Яппе.

Но и это еще не все: в кристианийских кафе они постоянно натыкаются на Ханса Егера. Яппе требует, чтобы он уехал, утверждая, что Егер только нервирует Оду. Мунк, несмотря на дружеские отношения с Егером, также дает ему довольно суровую отповедь: «Мне кажется, ты закончишь тем, что будешь танцевать канкан на могилах своих друзей… которые допьются до смерти… которых ты заставил допиться до смерти…»

Яппе делает все возможное, чтобы оказаться в их числе. В отчаянии, пьяный, он как-то заходит к Мунку:

– Я, кажется, схожу с ума… – говорит он, …уставившись прямо перед собой.

– Она сегодня не в настроении? – спрашиваю я.

– И не говори! Это подлый человек, ужасно подлый.

Потом произносит:

– Я так люблю тебя – ты единственный, кто мне нравится. Оду я люблю больше всего на свете – а ты единственный, кто мне нравится…

Вдруг он падает перед кроватью на колени, кладет голову на одеяло.

– Ты понимаешь, как я ее люблю.

– Да, – отвечаю я.

– Какая это боль, так любить…

В эти лето и осень, полные интриг и осложнений, у Мунка зародилось, а впоследствии окрепло отвращение, если не сказать ненависть, к богеме и богемному образу жизни. Он глубоко сочувствует страданиям юного Яппе – вероятно, еще и потому, что они напоминают ему его собственную страсть к зрелой замужней женщине.

Он делает рисунок пастелью, на котором Яппе изображен в Осгорстранне среди тех самых валунов, где он несколькими годами ранее писал сестру. Правда, на этот раз извилистая береговая линия пересекает полотно картины по диагонали. Яппе сидит, подперев голову рукой, лицо едва намечено, взгляд пуст. (В этой версии картины Яппе смотрит на зрителя, склонив голову вправо. Более известный вариант, где он изображен в профиль и смотрит влево, по всей видимости, был написан позднее.) Берег озарен болезненным желто-зеленым вечерним светом. Здесь уже нет прежней импрессионистической размытости, контуры четкие и упрощены до предела. Это, пожалуй, первое полотно Мунка, где цвет и линии целиком подчиняются настроению картины. Позже за этой работой закрепится название «Меланхолия».

Картина свидетельствует о том, что за время своего краткого пребывания в Париже перед возвращением домой Мунк ознакомился с новейшими тенденциями в искусстве, имя которым – «символизм». Художник-символист стремится выразить таящиеся за конкретной видимой реальностью настроение, идеи и фантазии, которые глазу реалиста и натуралиста различить не дано. Источником вдохновения для Мунка стали, вероятно, картины Поля Гогена.