– Ты же собрался в поход за своим прошлым, – напомнил Алекс.

– Да, конечно. Прошлое нужно вернуть. – Швед в задумчивости потянулся ерошить бороду. – А интересно получается? Я припасов наготовил для будущего. А теперь оставляю будущее ради прошлого. Люди-то чаще обратным образом поступают. Ну ладно. Яна, гаси фонарь. Нам здесь еще долго сидеть, побереги аккумулятор.

– А сколько сидеть? Как мы узнаем, что Шторм прошел?

– Никак. Но он уже сейчас вовсю бушует. Я так мыслю, это на Химзавод облака спор понесло. И зверье туда же направляется: рысь, волки. Видели рысь? Не нравится Лесу, что Батька на Химзавод пришел. Лес его оттуда выгнать хочет, вот такая штука.

– Не может быть, – заспорила Яна. – Как Лес мог заранее знать, что Батька захватит Химзавод? Корни давно лезут в коллектор!

– А перед этим ты спрашивала, как Лес ветер может поднять, – напомнил Швед. – Мы вообще не знаем, что он может, а что нет… и есть ли такое, чего он не может? Страшная сила в нем!

– Но не слепая, – вставил Алекс. – Меня больше интересует, как Лес направляет эту страшную силу. Почему он такой, что ему в конечном счете нужно?

– Имир просыпается, ворочается, стряхивает с боков то, что за многие века наросло, – важно объявил Швед. – Не пытайся понять его цели, они не то чтобы слишком сложные, а просто чужие нам. Непонятные, потому что совсем чужие, не человеческие. Ты вот хочешь определенных вещей: чтобы было тепло, сытно, безопасно.

– Нет, я хочу совсем другого – понять, что с нами происходит, почему это случилось и как теперь жить.

– Ну, не ты, а большинство людей. Власов тот же, староста выселковский. Его понять несложно. Он человек, а ты людей хорошо знаешь. Имира не знаешь совсем. И не поймешь, что ему нужно.

– Ох и шухер сейчас, наверное, в Выселках… – Яна улыбнулась, представив себе суматоху в поселении. – Все бегут, прячутся, скотину укрывают.

– Если эти тучи спор гонит на Химзавод, Выселкам ничего не грозит, испугаются разве что. Ну, гаси фонарик… – И тут же, без всякого объяснения, Швед припомнил Яне ее недавний язвительный выпад насчет «баек про великана». – Не знаю, что ты слышала о Имире, однако правда в том, что боги убили Имира и сделали из него наш мир, такой, каким мы его видим. Но Имир старше людей, старше богов, старше смерти. Кто старше смерти, тот умереть не может. Он вернется… уже возвращается. И тебе его не понять.

Швед повозился в темноте, потом его дыхание стало ровным и размеренным, он уснул.

– Алекс, – позвала Яна, – ты не спишь?

– Нет, думаю.

– А как мы узнаем, что Шторм прошел? Ведь уже и земля не трясется.

– Швед проснется, когда нужно. Он всегда так.

– Ты на него слишком полагаешься. Что он ни скажет, ты его слушаешься.

– Потому что он разумные вещи говорит.

– Ну да, разумные, как же! Про мертвого великана-то?

– Как раз именно это очень разумно! Понимаешь… не нужно воспринимать его слова прямо. Великан Имир, Один, Локи – это символы. Аллегория. Ты знаешь, что такое аллегория?

– Да знаю! А ты не можешь проще объяснить?

– Попробую. Люди придумали богов для обозначения всего, что есть в нашей цивилизации. Бог земледелия, бог пастухов, бог лекарей. Создали театр – появилась муза театра. Придумали историю – вот и муза истории. Боги – это наша цивилизация. Ну, то есть не буквально, а иносказательно, в символическом смысле, понимаешь? А великан Имир – это силы природы, то есть все, что было до богов. Было до того, как придумали богов, придумали названия всему, что создал человек. Цивилизация сделала из мира дикой природы мир человека, по скандинавским мифам – боги сделали мир из расчлененного тела великана. Наш мир. А теперь Имир пробуждается и сбрасывает цивилизацию. Поэтому наш привычный мир уничтожен, теперь снова наступает власть дикого начала.

Яна молчала, поэтому Алекс подумал, что она сейчас начнет потешаться и над ним.

– Я плохо объяснил?

Яна ответила:

– Хмм… Если так, то получается какой-то смысл, верно. Как схема – верно. Только где в этой схеме наше место?

– Вопрос… сам над ним думаю. Я надеюсь найти ответ в книгах. Ведь должна же быть причина, по которой это все произошло: катаклизмы, эпидемии, наступление Леса на города. Почему именно сейчас?

– Ты историю про Лесника слышал?

– Нет. Что за история?

– Бродяга один рассказывал, я подслушала. Значит, так…

Яна устроилась поудобнее, откашлялась и начала, протяжно и заунывно, как, согласно ее представлениям, полагалось рассказывать подобные истории:

– Жил еще до катаклизма в небольшом городке лесник. Родных всех схоронил, друзей заводить не стремился. Одна радость была – роща у городского кладбища. Ухаживал он за ней, сухие ветки обламывал, за растениями следил.

Решил однажды губернатор увеличить кладбище. Мол, новое строить дорого, а тут все просто – расширить за счет окружающих старую территорию деревьев. Вырубить их и разровнять землю.

Узнал об этом лесник, побежал в администрацию, умолял не трогать, плакал, чуть ли на колени не падал. Говорил, что нельзя лесок вырубать, охраняет он живых от мертвых. Но бумаги уже подписаны! Лесник взял фонарь свой, рюкзак и ушел. Пообещал только, что все еще пожалеют.

Рабочие на кладбище техники не дождались – началась эпидемия. А кладбищенский лес двинулся на город. Срастаясь с другими рощами и посадками, он набирал великую силу… Уже нет того города, с которого все началось, – кладбищенский лес поглотил его и до сих пор разрастается дальше.

И многие видели издалека, что у кромки леса ходит кто-то с ярким фонарем. На десятки километров людей нет, а тут кто-то бродит в одиночку!

Некоторые пытались узнать, кто это, и больше их живыми не видели. Только раз нашли одежду одного из пропавших, висящую на дереве[1].

– Ну вот, суеверия. Именно то, о чем Швед говорил. А если читать книги…

– Если бы ответ был в книгах, все бы их читать кинулись. Думаешь, ты самый умный?

– Все не ищут ответа. Швед только что об этом сказал: люди хотят простого – чтобы было тепло, сытно, безопасно. Они свое место и так прекрасно видят – здесь и сейчас. А мы вот ищем кто прошлое, кто будущее…

Алекс не замечал, как летит время, болтать с Яной было приятно. Обычно он смущался, когда пересказывал прочитанное в книгах, потому что знал: большинству его увлечение кажется пустым, но Яна слушала очень серьезно. Похоже, ей даже нравилось.

Потом пошевелился Швед, гулко прочистил горло и объявил:

– Ну что, попробуем выйти? Что-то у меня плечо побаливает, это обычно к дождю случается. Если дождь полил, то споры прибило и смыло, можно выбираться. Зря, что ли, ветер такие тучи нагнал? Должен дождь зарядить, точно.