Она шевельнулась, как будто собираясь повернуться, и он резко опустил вниз руку, чтобы она не заметила мерцающий кончик сигары в темном углу, хотя был уверен, что эта попытка остаться незамеченным будет напрасной. Дым и другие загрязнители лондонского воздуха, конечно, скрывали запах его сигары, но она наверняка все равно почувствует его присутствие. Не может не почувствовать. Ведь его тело сгорает от похоти.

Однако, к его удивлению, она не заметила сидящего в тени соседа. Она наклонилась, взяла лампу, пересекла балкон и скрылась за дверью своих апартаментов, даже не взглянув в его направлении.

Дверь за нею закрылась, но Филипп продолжал сидеть на стуле, так как знал, что если встанет, то пойдет за ней следом. Словно стрелка компаса, поворачивающаяся к северу, он последует за ней. Он войдет в ее комнату. Прикоснется к ней. Он сомневался, что сможет остановить себя.

Когда он понял, что почти не может контролировать свое тело, это его потрясло и разозлило.

Филипп закрыл глаза, стараясь остаться там, где находился, тогда как внутри его чувство чести воевало с похотью. Он сидел с закрытыми глазами и делал медленные глубокие вдохи, ожидая, когда победит чувство чести. Он просидел там очень долго.

Некоторые дают им белый хлеб, некоторые кормят черным, тогда как некоторые другие угощают их кексом с изюмом и выгоняют из города.

Лев и Единорог

Открытие кондитерской «Мартингейл» состоялось прохладным и дождливым апрельским утром, однако сырая погода не помешала людям прийти в Мейфэр посмотреть на новую булочную. Эмма и Пруденс проделали отличную работу, возбудив интерес к ней у многих леди этого района, потому что повара и слуги начали выстраиваться в очередь перед входной дверью за два часа до назначенного времени открытия. Работавшие с трех часов Мария и ее служанки видели, как женщины начали собираться на Пиккадилли задолго до шести часов утра. Когда за несколько минут до семи мисс Фостер и мисс Симмс, ее младшие продавщицы, раздвинули шторы, очередь уже растянулась на полквартала.

Мария улыбнулась, взглянув на длинную очередь сквозь щелочку между оконными шторами своей гостиной. Ее охватило столь сильное нервное возбуждение, что стало трудно дышать. Наконец-то наступил момент, ради которого она трудилась не покладая рук. Она пошла наверх, в спальню, переоделась в чистые блузку и юбку, надела свежий фартук, пригладила волосы и спустилась в магазин.

В течение последнего получаса служанки приносили из кухни корзинки, полные хлебобулочных изделий, и подносы с пирожными, а младшие продавщицы размещали их на витринах. Мария осмотрела выставленные изделия. И хотя она вносила кое-какие поправки - то положит свежий цветок камелии, то бросит несколько лепестков роз, - она была очень довольна тем, что видела. Все было именно так, как она это себе представляла месяц тому назад.

Она последний раз огляделась вокруг, чтобы убедиться, что все в порядке, потом отперла денежный ящик кассового аппарата и кивнула своим помощницам. Мисс Фостер и мисс Симмс стали одну за другой открывать шторы, а Мария тем временем наблюдала за выражением лиц людей, которые увидели ее товары. Заметив, что головы кивают с одобрением, она расслабилась и с облегчением вздохнула.

Игнорируя нетерпеливый стук в окна, она дождалась, когда стрелки больших французских часов за ее спиной показали точно половину восьмого, она подозвала к себе за конторку мисс Фостер и жестом приказала мисс Симмс отпереть дверь.

С этого момента началось настоящее столпотворение.

К десяти часам в магазине «Мартингейл» не осталось хлеба. К полудню там не было ни крошки пирожных, а к четырем часам все подносы в магазине были пусты.

Мария написала на большом куске картона: «Сегодняшний товар распродан. Принимаем заказы на завтра» - и повесила это объявление в ближайшем от двери окне. В течение последующих двух часов они выслушивали ворчание и жалобы, принимая заказы на завтра, рассыпались в извинениях за отсутствие в наличии товаров и торжественно обещали лучше планировать свою работу в дальнейшем. К тому времени как часы пробили шесть, толпа поредела и столпотворение мало-помалу прекратилось. Все три женщины были этому рады, потому что изнемогали от усталости.

Когда Мария запирала на ночь денежный ящик кассового аппарата, голос, раздавшийся у двери, подсказал ей, что рабочий день еще не закончен.

- Я хотел бы купить песочные пирожные.

Подняв глаза, она увидела улыбавшегося ей Лоренса, который стоял на пороге и, распластав ладонь на дверном стекле, не давал мисс Симмс закрыть дверь.

При виде его Мария испытала прилив теплых дружеских чувств и улыбнулась ему в ответ.

- Я с удовольствием дала бы тебе песочные пирожные, но, боюсь, у нас ни одного не осталось. - Она указала рукой на объявление в окне. - У нас вообще никаких пирожных не осталось.

- Никаких пирожных? Какой ужас! В таком случае можно ли заказать их на завтра?

Она повернулась к мисс Симмс, которая ждала у двери с ключами в руке.

- Все в порядке, мисс Симмс. Я сама приму заказ у этого джентльмена и запру дверь. Вы и мисс Фостер, должно быть, с ног падаете от усталости. Можете идти домой.

Взглянув на нее с благодарностью, мисс Симмс отдала ей ключи:

- Спасибо, мадам.

- Завтра увидимся с вами обеими в семь часов утра, - сказала Мария и добавила, с одобрением кивнув мисс Фостер: - Отлично поработали.

Ее младшие продавщицы спустились на кухню и, захватив накидки и зонтики, ушли через служебный вход, а Мария переключила внимание на своего последнего покупателя.

- Тебе действительно нужны песочные пирожные или ты меня просто разыгрываешь?

- Конечно, нужны. - Лоренс пересек комнату и остановился возле прилавка. - Целая дюжина.

- Дюжина? - Она взяла бумагу и графитовый карандаш. - Не многовато ли для одного человека? Не возьмешь ли половину шоколадных, чтобы и у Филиппа были пирожные к чаю?

- К черту Филиппа! - заявил он, рассмешив ее. - Если захочет пирожных, то пусть сам сходит за ними.

- Он не пойдет, - сказала она, записывая заказ. - Сомневаюсь, что он вообще появится здесь. Ведь джентльмен не покупает сам свою еду. Он посылает повара.

- Значит, он тем более дурак, - заявил Лоренс, наклонившись к ней и поставив локти на прилавок. - Разве можно не зайти сюда, если булочница такая хорошенькая, как ты?

Это был комплимент, характерный для Лоренса, какими он частенько одаривал ее и от которых у нее кружилась голова в то лето, когда им было по восемнадцать лет. Но сейчас от его слов ей стало не по себе. Они теперь стали взрослыми, и то глупое увлечение давно осталось в прошлом.

- Ты мне льстишь, - пробормотала она, поглядывая на дверь. - Не забыл, что мы оба обещали твоему брату держаться подальше друг от друга?