- Ты не можешь проголодаться, Лоренс, - сказал через плечо Филипп. - Тем более после обильного ужина в «Савое».

- Но я соскучился по песочным пирожным Марии, - ответил младший брат. - Я не пробовал их с детства. - Сделав вид, что обижен, он напомнил Марии, что, вернувшись из своей школы-интерната, она больше их не готовила.

- Я не виновата в этом, - сказала она, отправляясь в кладовку за любимым лакомством Лоренса. - Виноват отец.

Вместе с двумя песочными пирожными она принесла одно шоколадное для Филиппа, хотя сомневалась, что он будет его есть.

- Папа заявил, что я теперь стала леди, и больше не разрешал мне работать в кухне.

- Когда ты вернулась домой, ты была настоящей маленькой леди, - согласился Лоренс. - Хорошенькая, как картинка, и вся в кружевах и ленточках. Мы с Филиппом с трудом тебя узнали. - Он фыркнул. - А помнишь, как ты однажды потеряла ленточку для волос?

- Помню. Она принадлежала маме, и папа дал мне ее в то лето, когда я приехала домой из Франции. Лента была алая, и на ней были вышиты белые маргаритки.

- Когда она потерялась, ты ужасно расстроилась. Нечего было делать, нам пришлось перевернуть вверх дном весь дом, разыскивая ее. - Он взял пирожное и повернулся к брату: - Ты тоже помнишь это, Филипп?

- Нет, - ответил он, не поворачиваясь. - Боюсь, что не помню.

- Наверное, не помнишь, потому что, как только Мария начала плакать, ты куда-то исчез. Это я с ней целыми часами прочесывал дом в поисках той проклятой штуковины. Мы ее так и не нашли. - Откусив сразу половину пирожного, он аж застонал от удовольствия. - Пропади все пропадом, Мария, ты по-прежнему делаешь лучшие пирожные в мире. Потрясающе вкусно!

- Спасибо, Лоренс, - сказала она и взглянула на его брата. - У меня есть также одно шоколадное, Филипп. Не хочешь ли?

Он расправил плечи и повернулся:

- Спасибо, мисс Мартингейл. Вы очень добры, но я уже поужинал. А теперь я и впрямь должен настоять на том, чтобы мы с братом откланялись. Не хочу, чтобы наше присутствие здесь дало пищу нежелательным толкам. Я уверен, что Лоренс тоже этого не хочет, - добавил он, многозначительно взглянув на брата.

Лоренс тяжело вздохнул.

- Ну, ладно-ладно, - пробормотал он, схватил с тарелки второе пирожное и съел его, направляясь к двери. - Но Мария сказала, что это не имеет значения, а если ее это не тревожит, то я не понимаю, почему…

- Если ее репутация для тебя не является достаточно важной причиной, то позволь мне напомнить, что мисс Мартингейл всего через несколько дней открывает свою кондитерскую. - Филипп открыл дверь и придержал ее, пропуская брата. - У нее, несомненно, очень много работы, и она слишком устала, чтобы всю ночь предаваться воспоминаниям о нашем детстве.

Его желание поскорее уйти домой и намерение уберечь Лоренса от воздействия ее притягательной силы были так очевидны, что она не могла удержаться и постаралась еще немного отсрочить их уход.

- Но я совсем не устала, - возразила она. - Разве я выгляжу усталой, Филипп?

Он повернул голову и окинул ее холодным взглядом синих глаз, как будто определяя, какой следует дать ответ, однако, даже если он сформулировал мнение о ее внешнем виде, он его так и не высказал.

- Усталые женщины выглядят чрезвычайно непривлекательно, - продолжала она сладким голоском, - у нас краснеют и опухают глаза, и лица кажутся такими осунувшимися. - Она с озабоченным видом прикоснулась пальчиками к своему лицу. - Надеюсь, я не выгляжу так ужасно, милорд?

Он открыл было рот, но потом снова его закрыл и приподнял подбородок.

- Я не делал таких оскорбительных высказываний, - заявил он с достоинством.

- Конечно, не делал, - заверил его Лоренс и, взглянув на нее через плечо брата, добавил: - Ведь ты самая красивая девушка из всех, которых мы знаем, и всегда была такой.

- Самая красивая девушка? - эхом повторила Мария, продолжая глядеть на Филиппа. - Это правда?

Он скривил губы, давая понять, что знает: она его просто поддразнивает.

- Лицо у вас не осунулось, мисс Мартингейл, - сказал он, - и глаза не покраснели и не опухли. - Он сделал паузу и добавил: - Откровенно говоря, они у вас очень красивые.

Она поморгала глазами, услышав это неожиданное высказывание, но не успело до ее сознания дойти, что Филипп Хоторн только что сделал ей комплимент, как он продолжил:

- Правда, лицо ваше испачкано мукой, а на фартуке, кажется, пятна от яичного желтка. На платке, которым повязана голова, тоже какое-то пятно. Похоже, от сливочного масла. - Он повернулся и вслед за братом вышел за дверь. - Но позвольте мне заверить вас, - сказал он, уже закрывая за собой дверь, - что лицо у вас совсем не осунулось.

- Спасибо, Филипп, - сказала она ему вслед, - ты большой мастер говорить комплименты.

Дерзкая девчонка!

Филипп вышел из своей спальни на балкон и достал из внутреннего кармана любимого домашнего жакета сигару и спички. Какое она получала сегодня удовольствие, пытаясь поддразнить его. Но если ему не изменяет память, подумал он, зажигая сигару, она всегда получала от такой забавы огромное удовольствие.

Он уселся на один из стульев кованого железа, развернутый в сторону сада за домом, и стал глядеть на луну, диск которой смутно проглядывал сквозь густой слой лондонского смога. Ему вспомнились ее насмешливые слова:

«Вы выглядите так, как будто пришли на прием к зубному врачу».

Если это так, то не по его вине. Мало того, что Лоренс в полночь потащил его вниз по лестнице к служебному входу в магазин, но еще хуже, что это было сделано с целью навестить ту самую женщину, от которой он всеми правдами и неправдами пытается уберечь брата. К тому же нельзя было исключать возможность социальных последствий этой ситуации, хотя, кажется, никого, кроме него, это не волновало. Навещать незамужнюю женщину, которая живет одна, было немыслимо с точки зрения морали, и тот факт, что она занимается бизнесом, совсем не является оправданием, что она ни говорила бы. Никакая булочная не бывает открыта в столь поздний час.

Он и предположить не мог, что Лоренс, как только они подъехали к дому, направится прямиком в ее магазин. Не успел Филипп выйти из экипажа, как его брат уже был на половине лестницы, ведущей к ее двери. Но таков уж Лоренс, который привык действовать импульсивно, не задумываясь о том, как это выглядит со стороны. И Мария такая же беспечная.

«Как это похоже на тебя, Филипп. Ты всегда знаешь, что лучше для каждого».

Язвительный подтекст этих слов задел его. Он не всегда знал, что лучше. Дело в том, что она-то обычно этого совсем не знала. В поступках Марии всегда было больше дерзости, чем здравого смысла.

Несомненно, она всячески демонстрировала свое пренебрежение к собственной репутации для того лишь, чтобы досадить ему. Он затянулся сигарой и раздраженно выдохнул дымок. У Марии никогда не было никакого уважения к правилам приличия.