похороны, я не оставил тебе денег в завещании, Шроул. Ты будешь на пути в работный дом, когда я буду на пути в могилу.

– Вы наконец-то составили завещание? Извините, сэр, но мне казалось, вы боялись это делать.

Слуга, очевидно, намеренно затронул одну из больных для хозяина тем. Мистер Тревертон положил недоеденный кусок хлеба на стол и гневно посмотрел на Шроула.

– Боюсь писать завещание? Ты дурак. Я не пишу завещания, и из принципа не буду писать.

Шроул отрезал кусок окорока и принялся насвистывать мелодию.

– Из принципа, – повторял мистер Тревертон. – Богачи, оставляющие другим деньги, только поощряют людские пороки. Если в человеке есть хоть искра щедрости, и вы хотите погасить ее, оставьте ему наследство. Когда человек плох, если вы хотите сделать его еще хуже, оставьте ему наследство. Если вы хотите собрать вместе несколько человек с целью увековечить коррупцию и угнетение, завещайте свое богатство благотворительному учреждению. Если вы хотите дать женщине лучший в мире шанс получить плохого мужа, оставьте ей наследство. Писать завещание! При всей своей ненависти к людям, Шроул, я не хочу быть причиной такого зла.

Окончив тираду, мистер Тревертон пошел в угол комнаты и налил кружку пива. Шроул поднес окорок к огню и саркастически усмехнулся.

– Кому, черт возьми, ты хочешь, чтобы я оставил свои деньги? – воскликнул мистер Тревертон. – Брату, который считает меня скотиной сейчас, который считал бы меня дураком тогда, и который, так или иначе, поощрял бы мошенничество, проматывая мои деньги? Ребенку той бабы-актрисы, которого я никогда не видел, которого воспитали в ненависти ко мне, и который ради приличия будет делать вид, что сожалеет о моей смерти? Или тебе, обезьяна? Тебе, который создал бы ростовщическую контору и обманывал бы вдов, безотцовщин и вообще всех несчастных по всему миру? Мое нижайшее почтение, мистер Шроул! Я могу смеяться не хуже вас – особенно когда знаю, что не оставлю вам и шести пенсов.

Шроул начал понемногу раздражаться. Насмешливая вежливость, которую он решил проявить при входе в комнату, сменилась привычной угрюмостью манер и естественными рычащими интонациями голоса.

– Охота вам говорить этот вздор. Вы же должны кому-нибудь оставить свои деньги.

– Как я и говорил, я завещаю их первому человеку, который искренне презирает деньги, и кому не станет хуже, если они у него будут.

– То есть никому, – хмыкнул Шроул.

– Уверен, такой человек найдется, – возразил мистер Тревертон.

Прежде чем Шроул успел произнести хоть слово в ответ, раздался звонок в ворота коттеджа.

– Ступай, посмотри, кто там. Если это женщина, отпугни ее своим видом, а если мужчина…

– Если мужчина, я дам ему по башке за то, что он помешал мне завтракать.

В отсутствие слуги мистер Тревертон набил и раскурил трубку. Но не успел табак разгореться, как Шроул возвратился и известил о посетителе.

– Что ж, ты разбил ему голову? – спросил мистер Тревертон.

– Нет, – ответил Шроул. – Я нашел письмо, он подсунул его под ворота и ушел. Вот оно.

Письмо было написано на небольшом листе круглым старательным почерком. Когда мистер Тревертон раскрыл конверт, из него выпали две вырезки из газет: одна упала на стол, за которым он сидел, а вторая – на пол. Шроул поднял ее и прочел, не потрудившись предварительно попросить разрешения.

Медленно втянув табачный дым и еще медленнее выпустив его, мистер Тревертон принялся читать письмо. Первые строки, по-видимому, произвели на него не совсем обыкновенное действие, по крайней мере, губы его зашевелились как-то странно, и зубы сильнее сжали кончик мундштука. Письмо было не длинное и уместилось на одну страницу. Он прочитал его до конца, посмотрел на адрес и опять принялся читать. Губы его продолжали шевелиться, но он перестал курить и только кусал кончик трубки. Прочитав письмо во второй раз, он очень аккуратно положил его на стол, посмотрел на слугу с непривычной пустотой в глазах и слегка дрожащей рукой вынул трубку изо рта.

– Шроул, – сказал он совершенно спокойно, – мой брат, капитан, утонул.

– Я знаю, – ответил Шроул, не отводя глаз от газетной вырезки. – О нем здесь написали.

– Я помню последние слова, которые он мне сказал, когда мы поссорились из-за актрисы, – продолжал мистер Тревертон. – Он сказал тогда, что я умру, не полюбив ни одно существо в мире.

– Так и будет, – пробормотал Шроул, переворачивая газету, чтобы посмотреть, нет ли на обратной стороне чего-нибудь достойного внимания.

– Интересно, он думал обо мне, когда умирал? – рассеянно спросил мистер Тревертон, снова взяв письмо со стола.

– Не думал он ни о вас, ни о ком другом, – ответил Шроул. – Если он мог думать в это время, то разве о том, как спасти свою жизнь.

Сказав это, он подошел к пивному бочонку и налил утреннюю порцию пива.

– Будь проклята эта актриса! – прошептал мистер Тревертон, лицо его потемнело, а губы плотно сжались.

Он разгладил письмо на столе. Ему казалось, что он не вполне понял его содержание, что в письме есть или должна быть мысль, которой он еще не уловил. Перечитывая его в третий раз, он читал его вслух и очень медленно, словно намереваясь прочно зафиксировать в памяти каждое отдельное слово.

Сэр,

миссис Фрэнкленд, урожденная мисс Тревертон, желала, чтобы я, как адвокат и верный друг вашего семейства, известил вас о смерти брата. Это прискорбное событие совершилось на корабле, которым он командовал. Судно было потеряно на рифе у острова Антигуа. Прилагаю описание этого крушения, напечатанное в газете «Таймс», из которого вы можете заключить, что брат ваш погиб благородно, исполняя свой долг. Я также прикладываю вырезку из корнуоллской газеты, содержащий воспоминания о покойном джентльмене.

Прежде чем закончить это письмо, я должен добавить, что после самых тщательных поисков среди бумаг покойного капитана Тревертона не было найдено ни одного завещания. Вследствие чего, капитал, вырученный капитаном от продажи Портдженны, единственного его имения, переходит, в силу закона, к его дочери, как ближайшей родственнице.

Ваш покорный слуга,

Александр Никсон.

В вырезке, упавшей на стол, был абзац из «Таймс», листок из корнуоллской газеты, упавший на пол, Шроул в порыве временной вежливости сунул хозяину. Мистер Тревертон не обратил ни малейшего внимания ни на один текст, ни на другой. Он все еще сидел, глядя на письмо, даже после того, как прочитал его в третий раз.

– Отчего вы не посмотрите вырезки? – спросил Шроул. – Вы бы прочитали, каким замечательным человеком был ваш брат, какую хорошую жизнь он вел, и какую замечательную красивую дочь он оставил после себя, и какой выгодный брак она заключила с человеком, который является владельцем вашего