Потом уже, когда они отъехали метров на триста от террикона и когда он увидел на молодой траве обочины оторванную по плечо руку морского пехотинца, ему вообще стало физически плохо и едва не вывернуло тут же на приборную панель. Желудок дернулся раз-другой, застрял где-то в районе пищевода, и Костя потерял ориентацию в пространстве. В итоге они едва не перевернулись. Чисто рефлекторно он надавил несколько раз на тормоза, колеса все-таки попали в промоину посредине дороги, амортизаторы жалобно взвизгнули, и машина замерла в метре от пирамидального тополя.

— Что случилось?! — тревожно спросил Игорь.

— Ничего. — Костя сделал глубокий вдох, стараясь не смотреть влево, где на обочине все еще лежала рука пехотинца.

Желудок медленно и осторожно, как скалолаз, опустился на место. Комок в горле пропал, но во рту остался горький вкус желчи. Даже в носу почему-то безбожно щипало, словно Костя вдохнул водки.

Больше всего Костя боялся, что еще кто-нибудь заметит руку и будет думать о нем, как об убийце. А убийцей Костя никак быть не хотел. Не лежала душа у него к этому делу. Репортаж снять — это пожалуйста, а убивать он не хотел. Не привык. Даже в Боснии он ни разу не выстрелил, хотя сидел в окопах под обстрелами больше месяца.

— Поехали! — сказал Игорь таким тоном, словно все понял, но не укорил, не спросил: «Что, не понравилось убивать людей?» — А ведь мог запросто спросить, а заодно и припомнить все обиды и насмешки.

Костя мысленно поблагодарил его за тактичность и завел двигатель. Он сдал назад, вывернул на дорогу и все же не удержался: в последний момент, когда они должны были выскочить на трассу, глянул в зеркало. Пресловутой руки морского пехотинца он, разумеется, не разглядел. Слишком густой была трава, да и жирные лопухи стояли стеной, слишком он разволновался, чтобы точно определить место, где лежала рука. Бог с ней, подумал он, выезжая на трассу, может, ничего и не было, может, мне привиделось, может, это была коряга. Правда, на корягах ручных часов не бывает.

— Ну правильно, — ободряюще сказал Сашка, чтобы никто не нервничал. — Я бы тоже так поступил. — И посмотрел на Костю очень и очень, как показалось Косте, вопросительно.

И Костя осознал, что все все поняли и совершенно не порицают его, мало того, они на его стороне и не думают, что он убийца. Ведь если бы было иначе, они бы уже лежали убитыми, как американцы. Как только он пришел к такому умозаключению, все стало на свои места и ему сделалось легче. Война, на то она и война, просто я от нее отвык. В Осетии привыкнуть не успел, а здесь отвык без привычки.

Игорь сказал:

— Сверни-ка с трассы, а то не дай бог… — И выглянул в окно.

Костя тоже выглянул и обратил внимание на очень знакомый звук, похожий на звук «кобры». Все, подумал он, писец, сегодня о репортаже не может быть и речи, потому что за нами начнется настоящая охота. Шутка ли, завалить военный «хаммер». Америкосы не любят шутить. Это не в их стиле.

Однако им все же повезло. Их не заметил ни дрон, прилетевший на место взрыва, ни вертолет марки «кобра», который прикрывал спасательные работы и барражировал в радиусе километров трех. Им повезло еще и потому, что через полчаса в районе Пески сбили транспортник С-5А с ротой морпехов и тремя «хаммерами» и все силы пиндосов были брошены туда.

* * *

Репортаж они сделали ближе к вечеру, когда, усталые и голодные, забрались на террикон и втащили на себе оборудование. В шесть часов у них уже был канал связи. С террикона просматривался весь город, особенно центр. В Буденновском районе черный дым, закрывая полнеба, стелился в сторону Макеевки. Похоже, горел аэропорт, только никто не хотел верить, что это хорошая новость: например, что наши его взяли или хотя бы сбили что-нибудь стоящее.

В эфире звучала неимоверная разноголосица.

— Сбили… — придав загадочное выражение лицу, сообщила Завета, кивая на приемник, из которого доносилась сбивчивая английская речь. — Шпарят открытым текстом.

— Чего сбили? — дернулся Игорь, который дремал, умаявшись, в салоне.

Плечо у него все еще болело, но Игорь, привыкший к боли, не обращал на него внимания, разве что когда неудачно поворачивался. Тогда плечо дергалось само собой так, словно в него забили гвоздь.

— Какой-то большой самолет. — Завета покрутила ручку настройки.

— Нашла чему радоваться, — равнодушно ответил Игорь. — Их теперь пачками сбивают. Давно пора привыкнуть. Лучше иди сюда…

— Не-а… — загадочно ответила Завета, кокетливо прикусив губу. — Не-а… Сбили большой транспортник…

— Транспортник? О! — На этот раз Игорь убрал с лица маску безразличия. — Это меняет дело. Если это «гэлэкси», то он может перевозить до фига пехоты, или два танка, или кучу «бредли». Я такие в Багдаде видел.

— Ты что, воевал в Ираке?

— Было дело под Полтавой.

— Расскажи…

— Что, прямо сейчас? — лицо Игоря сделалось дурашливым. — Я думал, мы с тобой чем-нибудь другим займемся.

— А когда? Конечно, сейчас. — Завета пропустила мимо ушей недвусмысленное предложение и покрутила ручки настройки, паническая речь стала громче и внятнее. Вдруг в нее вклинились русские слова: «керосин», «двигатели» и «адский взрыв».

— Эй, пожарников сзывайте! Заливайте! Заливайте! — прокомментировал Игорь Божко. — Да, это неплохо, — наконец в полную меру оценил он. — Это хорошая новость. Ха! Значит, еще не вмерла Украина. Надо сообщить нашим. Пойдем!

— Чем это его так?

— Может, «иглой», а может, ракетой посерьезнее. — Игорь самодовольно рассмеялся.

— Ну да… — сообразила Завета. — Получается, наши так далеко стреляют?

— А чего? Недаром в славяногорских лесах уже месяц идут дожди и висят тучи. Технологии, однако! Разбираться надо!

— Все-таки расскажи, что ты делал в Багдаде?

— Рассказать? — оценивающе посмотрел на нее Игорь. — А что мне за это будет?

— Господи! — в нетерпении воскликнула Завета. — Да поцелую, чего еще?

— Ну ладно, тогда слушай…

Они покинули «газель» и, поднимая ржавую терриконовую пыль, зашагали по серпантину, опоясывающему рукотворную гору. В двух метрах ничего не было видно из-за густой цветущей акации. Сладковатый, приторный запах привлек массу пчел. Завета несколько раз ойкнула и предпочла, чтобы впереди шел Игорь и веткой отгонял назойливых насекомых. Впрочем, чуть выше задул ветерок и ее мучения кончились, не успев начаться.

Они поднялись на террикон в тот момент, когда Сашка Тулупов заорал:

— Есть связь! — И схватился за телекамеру.

В ту же секунду что-то изменилось в окружающем мире, потому что даже Сашка, который должен был держать камеру, направив ее строго на Костю, присел и испуганно оглянулся. Ударная волна пришла с опозданием, но была мощной, как ураган.