Амелия заглянула и к малышке. Миссис Мердок в доме не было, что принесло Амелии нечто вроде облегчения, и горничная разрешила ей подержать на руках и покормить малютку. Потом Амелия подумывала зайти к Гренвиллу, чтобы справиться о его состоянии. Но решила, что разумнее будет поскорее покинуть его дом.

С тех пор она сильно беспокоилась о Саймоне и его детях.

— Я напою кобылу, мисс, — сказал конюх, отвлекая ее от мыслей.

Она обернулась. Конюх взял за узду кобылу, запряженную в легкий экипаж, на котором обычно ездила Амелия. Она поблагодарила слугу и, собравшись с духом, стала подниматься по ступеням крыльца.

Неужели она боялась Гренвилла, размышляла Амелия. Сегодня она нервничала гораздо сильнее, чем накануне. Или ее пугала собственная реакция на присутствие Саймона?

В любом случае оставалось только молиться, чтобы сегодня он был в лучшей форме. Амелия от души надеялась, что ей лишь почудилось притяжение, возникшее между ними вчера.

Будь она помудрее, наверняка держалась бы подальше от этого дома, думала Амелия, нервно стуча в парадную дверь. Но накануне Гренвилл был так подавлен, буквально уничтожен… Закрыть глаза на его боль было просто невозможно.

Облаченный в ливрею швейцар впустил гостью в дом, и мгновение спустя в передней показался Ллойд. Амелия фальшиво улыбнулась ему, снимая накидку:

— Добрый день. Я надеялась повидать его светлость.

Они посмотрели друг на друга, обменявшись долгими понимающими взглядами. Все так же нарочито жизнерадостно Амелия спросила:

— Он спускался сегодня?

— Да, только что, — подтвердил Ллойд. — Но он непреклонен, мисс Грейстоун, он четко дал понять, что сегодня никого не принимает.

У Амелии тут же как будто камень с души упал. Гренвилл вышел из своих комнат! Она испытала огромное облегчение. Несомненно, теперь ей уже не надо добиваться встречи с ним. Она может просто вернуться домой — и это будет намного безопаснее, чем снова встречаться с Гренвиллом!

— Тогда мне лучше уйти. Но прежде расскажите мне, как дети?

Глаза Ллойда беспокойно замерцали.

— Лорд Уильям выглядит сегодня очень расстроенным, мисс Грейстоун. Утром он заперся в своих покоях, и синьору Барелли потребовалось несколько часов, чтобы убедить его выйти.

От недавнего облегчения не осталось и следа. Амелия могла ожидать чего-то подобного от Джона, но только не от его старшего брата.

— А где в это время был его светлость?

— Он должен был уже спуститься, мисс Грейстоун. Не думаю, что ему рассказали об этом неприятном случае.

Амелию тут же захлестнула тревога.

— Но он видел детей с того момента, как спустится вниз?

Ллойд покачал головой:

— Полагаю, он не видел детей со дня похорон, мисс Грейстоун.

Потрясенная до глубины души, Амелия уставилась на него. Потом, после долгого молчания, спроста:

— Как он?

Ллойд понизит голос:

— Мне не кажется, что сегодня он чувствует себя хорошо.

И тут Амелия поняла, что пока не может уйти.

— Где он?

Ллойд встревожился:

— Он обедает, мисс Грейстоун, но он выразится предельно ясно…

— Я сумею сладить с его светлостью, — на ходу бросила Амелия, поспешив в коридор. Ею двигала решимость. Гренвилл, вероятно, страдал от последствий вчерашней попойки, предположила она. И все же, как бы плохо он себя ни чувствовал, ему пора было взять на себя ответственность за семью и стать настоящим отцом собственным детям.

Насколько помнила Амелия, столовая представляла собой просторную комнату, отделанную панелями из темного дерева, с обшитым древесиной потолком, несколькими картинами на стенах и длинным дубовым столом с двумя дюжинами величественных стульев, обитых бордовым бархатом. Две двери из черного дерева преграждали вход в столовую. Обе были закрыты.

У дверей стоял слуга в ливрее, неподвижный и немигающий, будто статуя. Ни на мгновение не поколебавшись, Амелия распахнула двери и переступила порог.

Гренвилл сидел во главе длинного стола в другом конце комнаты, лицом к дверям. Стол был накрыт на одного, на превосходной льняной скатерти красовался хрусталь. В центре стояли высокие белые свечи. Когда Амелия вошла в столовую, Гренвилл завтракал — и выглядел при этом крайне озабоченным.

Он поднял взгляд и, пристально глядя на нее с противоположного конца огромной комнаты, отложил приборы.

Амелия помедлила, подрастеряв свою решимость, потом повернулась и закрыта за собой двери. Последующая беседа должна была происходить без свидетелей. Амелия молилась, чтобы ее смелая попытка припереть Гренвилла к стенке не оказалась серьезной ошибкой.

Обернувшись, Амелия задрожала от страха — и как ее снова угораздило дразнить льва в его логове? Определенно, именно так и выглядели ее намерения. Она мрачно двинулась вперед, напрягая зрение, чтобы рассмотреть выражение его лица.

Гренвилл не сводил с Амелии глаз, пока она приближалась. Лишь когда она подошла совсем близко, он положил салфетку из золотой парчи на стол и поднялся.

— А вы не можете не вмешиваться в мои дела, как я посмотрю, — без улыбки заметил Гренвилл.

Саймон выглядел плохо. Он побрился, но под его воспаленными глазами залегли тени. Несмотря на оливковый цвет лица, Гренвилл быт бледен. Его одежда казалась безупречной: темно-синий сюртук, рубашка с пышными кружевами у горла и на манжетах, желтовато-коричневые бриджи, белые чулки. Но волосы Саймона были небрежно стянуты назад в косу. Он выглядел так, словно провел долгую ночь в беспробудном пьянстве, что, по сути дела, было чистой правдой.

— Я по-прежнему беспокоюсь о ваших детях.

— Но ваше беспокойство не распространяется на меня?

Амелия решила пропустить насмешку мимо ушей.

— Сегодня вы чувствуете себя лучше?

— Я чувствую себя точно так, как выгляжу, — чертовски скверно.

Она сдержала улыбку и язвительно бросила:

— За все в этой жизни нужно платить.

— Хм, мне кажется, вам приятно видеть, как я страдаю.

— Неужели вы думали, что сумеете избежать последствий своей чудовищной попойки? — вскинула брови Амелия. — Но я не радуюсь тому, что вам плохо.

— На самом деле я совсем не уверен, — медленно произнес он, не сводя пристального взгляда с ее лица, — что вообще о чем-то думал.

Между ними повисло молчание. Нет, он не думал, он переживал — он был в ярости и просто убит горем. А еще он очень явно, недвусмысленно намекал на нечто непристойное. Амелия отвела глаза, наконец-то прервав соединивший их долгий взгляд.

Гренвилл показал на стул, за спинку которого она держалась. Амелия заметила этот жест краешком глаза и покачала головой, снова взглянув на Саймона: