Рыдание забулькало у меня в горле.

Я хотела дать голос наслаждению, выпустить немного гелия желания, переполнявшего меня, пока я не почувствовала, что взорвусь.

Но я не хотела поддаваться его желаниям. Я а слушаться его, но предупредила, что не буду послушной.

— Сомневаюсь, что ты сможешь доставить меня туда, как бы долго ты ни пытался, — выдохнула я.

Его потрясенный ржавый смех омыл мой горячий секс прохладным воздухом.

— Это то, что мы называем топпингом снизу, Мышонок, и со мной это не пройдет.

Его рот вернулся к моей киске, на этот раз даже более интенсивно. Затем у моего входа возникло давление, и я попыталась вывернуться, потому что меня никогда раньше не ломали.

У меня были странные отношения с моим старым агентом Лэндоном Ноксом, но они не были сексуальными, и хотя я всегда интересовалась сексом, я делила спальню со своими тремя сестрами, так что исследовать его было просто невозможно.

— Кто-нибудь когда-нибудь играл с этой милой пиздой раньше?

Я застонала, когда его большой палец вращался все сильнее и сильнее с каждым движением, пока он не скользнул через мою невероятную гладкость внутри меня на несколько дюймов.

Он поднялся со своего места, его рука все еще была на моей киске, в то время как другая использовала мои волосы как рычаг, чтобы подтянуть меня к его рту. Его губы проглотили мой вздох, продолжая вращать большим пальцем внутри чувствительных стенок моего члена.

На вкус он напоминал слегка подсоленную воду из-под макарон.

Он был на вкус как я.

Я застонала под его языком, сломленная натиском чувств, настолько готовая к оргазму впервые в жизни, что была готова сделать все, что он попросит, в обмен на прекращение этого взбирающегося, набухающего удовольствия.

— Скоро, Мышонок, я собираюсь засунуть свой большой член в твою киску. Ты будешь бороться и корчиться против меня, умолять меня пощадить твою болезненно тугую пизду. Но я не буду милосерден. Я закопаюсь в тебя по самую рукоять и буду использовать тебя, пока ты не состаришься.

Я ахнула в его рот, затем застонала, когда его язык прошелся по моим губам, прежде чем погрузиться обратно внутрь, потирая мои в такт ритму его пальцев между моих бедер. Мой бедный, сбитый с толку мозг изо всех сил пытался понять, как его слова могли лить на меня, как керосин, зажигая огонь, который он разжигал между моими ногами, в полномасштабное пламя.

Можно ли ненавидеть мужчину, но любить то, как он заставляет чувствовать твое тело?

Это казалось невозможным, но я была на пороге своего первого оргазма, данного мне моим личным Аидом.

— Я буду трахать тебя, пока ты плачешь, и я буду продолжать трахать тебя, пока твоя сладкая, воспаленная киска не сожмется вокруг меня, когда ты, наконец, кончишь вслед за своим Мастером, — продолжил он слегка хриплым голосом, выдававшим, насколько он действительно был возбужден. — Я научу тебя испытывать оргазм по команде, и, Мышонок, твой первый урок начинается сейчас. У тебя есть тридцать секунд, чтобы кончить за мной, или я ударю тебя тростью по заднице.

Он отстранился настолько, чтобы заглянуть мне в глаза, его выступающие скулы покраснели, а глаза полностью почернели от удовольствия, и я подумала, что сделала это. Я удовлетворяла в нем какую-то первобытную потребность, что-то темное и низкое, что должно было прижать меня к столу и доминировать надо мной. Даже когда он доставлял мне удовольствие, я знала, что возвращаю его в тройном размере.

Он нуждался в этом, нуждался во мне, чтобы выйти из этого.

Это не должно было так возбуждать, и это не должно было согревать мою грудь чем-то большим, чем вожделение, но это произошло.

Я посмотрела в его свирепые звериные глаза и менее чем за тридцать секунд кончила ему на руку.

Мое тело, казалось, раскололось по каждому шву, мои молекулы вывалились на стол, как набивка из куклы. Мир исчез, когда мой разум раскололся, все, кроме этих больших серых глаз с длинными ресницами, которые смотрели на меня с огненным триумфом, когда я пульсировала вокруг его большого пальца и ахала ему в лицо.

— Это мое, — прорычал он, резко хлопнув меня по киске, так что я сильно вздрогнула. — Ты моя.

И на одну краткую секунду, пока я лежала изможденная и раздираемая желанием на его обеденном столе, я согласилась с ним..

Когда я проснулась на следующее утро, мои внутренние поверхности бедер были скользкими от возбуждения, а в горле застрял стон.

Я мечтала об Александре.

Риддик стоял надо мной, его суровые черты совершенно не выражали осуждения, несмотря на то, что я снова была голой, и через окна проникало достаточно тусклого света, чтобы влага на моих бедрах блестела.

Стыд обрушился на меня, как ведро ледяной воды, гася затянувшееся желание, прожигающее мою кожу. Даже тогда я все еще чувствовала рот Александра на своей киске, как постоянное клеймо, и с тревогой задавалась вопросом, буду ли я носить эту метку всю оставшуюся жизнь.

Я хотела ненавидеть тот факт, что такой жестокий, бессмысленный человек дал мне мой первый опыт умопомрачительного удовольствия, но небольшая часть меня задавалась вопросом, не было ли это одной из причин, по которой я любила его.

Так долго я плыла по неспокойным водам будущего моей семьи, изо всех сил пытаясь удержать корабль герметичным и в вертикальном положении, несмотря ни на что.

Это было странно освобождающим, когда кто-то другой принимал решения за меня.

— Лорд Торнтон просит вас присутствовать в его покоях, — прервал мои мысли Риддик.

Я нахмурилась, тряхнув головой, чтобы прояснить мысли, прежде чем посмотреть в массивные окна, на темный пейзаж за ними. Это был первый раз, когда ставни были открыты, благо, которое, как я поняла, было даровано мне из-за моего послушания прошлой ночью в столовой. В сумеречном свете, сквозь прозрачные шлейфы тумана, катящегося по тому, что вдалеке казалось слегка холмистой зеленью, было не на что смотреть, но то, что я могла расшифровать, было прекрасно.

К тому же было явно слишком рано просыпаться.

— Зачем он может хотеть меня в такой час? — спросила я.

Риддик моргнул, глядя на меня, затем, когда я не пошевелилась, повторил: — Лорд Торнтон просит вас войти в его комнаты.

Я фыркнула и оторвала свое ноющее тело от неумолимого мраморного пола, уперла руки в бедра и закатила глаза, как будто я не была