Его дыхание стало более глубоким, его лицо напряглось от возбуждения, когда он смотрел, как я пью из его стакана.

— Я хочу, чтобы ты насладилась нашей игрой, Мышонок, — сказал он мне, когда я облизнула губы, и выпрямилась на своем месте. — Я хочу доставить тебе радость в твоем служении.

— Но ты хочешь причинить мне боль, — сказала я более хриплым голосом, чем хотела, потому что никогда в жизни не видела таких красивых глаз.

Серые, такие глубокие и чистые, что они сияли, как полированный оловянный обеденный сервиз на столе.

Он сделал глоток вина, его сильное горло сжалось, его губы были скользкими от красного ликера, прежде чем он смахнул его с языка.

Я извивалась, когда мой живот нагрелся, и возбуждение захлестнуло меня между ног.

Такой простой жест, разделить вино из одного бокала, а затем наблюдать, как он облизывает свой твердый рот, но он произвел на меня такое сильное впечатление.

Я задавалась вопросом, была ли я уже обусловленно слабее, чем я думала раньше… или если он был просто великолепен, я была всего лишь женщиной, достаточной, чтобы ответить.

— Неважно, хочу я того или нет, — наконец признал он. — Я причиню тебе боль, потому что я должен так же, как ты должна терпеть это, потому что у тебя нет выбора.

— Тебе это не нравится? — спросила я, настолько потрясенная, что смогла усмехнуться.

Его глаза вспыхнули при моем отношении. — Хочешь увидеть, насколько мне это нравится, моя Красавица? Прежде чем я успела возразить, моя рука оказалась в его руке, и он прижал ее к стальной длине своего члена под костюмными брюками. — Мысль о твоем теле, покрытом моими синяками, и твоем красивом лице, покрытом слезами, делает меня невыразимо твердым.

Мы оба ахнули, когда я необъяснимым образом сжала его член от этих слов.

— Мне это нравится, но это самая последняя причина, по которой я собираюсь это сделать, — загадочно напомнил он мне.

— Что это значит?

Он наклонился, запустил руку в волосы на затылке и притянул меня еще сильнее между своими раздвинутыми ногами. Я ахнула, и он воспользовался этим, погрузив большой палец между моими губами.

— Поверь мне, когда я говорю тебе, что я, может быть, и владею кнутом, но я также сильно полагаюсь на это, как и ты. Если ты хочешь пережить это ценой своей жизни, ты сделаешь то, что я скажу, без колебаний.

Я посмотрела в его убийственно серьезное лицо и почувствовала, как угроза проникает в мою кожу, отпечатываясь мурашками по моей коже.

— И если ты думаешь, что быть повешенным на красивом дереве с привязанными к твоим лодыжкам колокольчиками — плохой способ умереть, тебе лучше держаться в неведении относительно того, как эта опасность поможет избавится от тебя.

Я зверски вздрогнула, мои зубы впились в мягкую подушечку его большого пальца.

В следующее мгновение меня подтянули под мышки и положили на стол, мой зад прикрыла позолоченная тарелка на сервизе Александра.

— Хватит болтать, — прорычал он, обвивая руками мои ноги так, что его руки могли раздвинуть внутреннюю часть моих бедер. — Я жажду какой-нибудь сладкой итальянской киски.

Страх пронзил меня, когда он потянулся к моему бедру за острым ножом для мяса и поднес его к моей шее. Его взгляд был так же проницателен, как пульсация, бьющаяся в моем горле, и оружие было прижато к нему.

Все мое тело дрожало, как мышь, зажатая за хвост во рту охотника.

Затем быстрым взмахом и тихим вздохом рвущегося шелка Александр провел лезвием по центру моей груди сквозь ткань, едва прикрывающую торс и пах.

Черный шелк скользнул по моим изгибам и растекся по обеим сторонам моего тела.

— Изысканно, — пробормотал Александр, нависая надо мной. Он провел широкой ладонью по центру моего тела, следуя линии, которую провел нож. Его рука остановилась на моей лобковой кости, и его большой палец скользнул по пирсингу моего клитора.

— Ты знаешь, почему я это сделал? — спросил он меня риторически. — Чтобы с того момента, как ты проснешься в своей новой жизни, ты знала, что твое тело принадлежит мне, и я могу делать с ним все, что захочу.

Я вздрогнула, не зная, было ли это от прохладного воздуха, затяжного страха или собственнического, жадного взгляда Александра на мое тело.

Он откинулся на спинку стула, еще раз обхватил меня своими ногами и притянул ближе. Я откинулась на локти к столу, потревожив упавшую с грохотом дорогую посуду. Тарелка под моей задницей опрокинулась, на секунду врезавшись в мои бедра, прежде чем Александр оттащил меня дальше к краю стола, и она с громким грохотом упала на пол.

Я смотрела на его ярко-золотистую голову, склонившуюся над моим подолом, на его дыхание, доносившееся над моей липкой влажной обнаженной плотью, и мне казалось, что он похож на короля, склонившегося молиться у алтаря.

Мой алтарь.

Желание вспыхнуло в моем животе до самых кончиков пальцев рук и кончиков пальцев ног. Охваченная желанием, я задавалась вопросом, какой у меня был вкус там, внизу, когда Александр медленно окунул свой рот во внутреннюю часть моего бедра и провел своим сильным языком по моей голой пизде.

— Жженый сахар, — пробормотал он, касаясь моей кожи, его пальцы сжались так, что они стали похожи на скобы, удерживающие меня открытой. — Я был мальчиком, когда в последний раз ел десерт на ужин.

Затем его рот оказался на моем клиторе, и он сосал, лизал, трахал мою киску своим языком, зубами, губами и носом. Повсюду одновременно было давление и всасывание. Моя голова упала между плечами, когда я задыхалась, мои бедра дрожали вокруг его широких плеч, когда он пировал на мне.

— Si, cosi lo voglio, — выдохнула я на своем родном языке, не в силах поверить в то, насколько восхитительно его рот ощущался на моей киске.

— Когда ты умоляешь, делай это на языке своего Мастера, — сказал он мне в гладкие складки.

На самом деле я пыталась найти поддержку в том факте, что мужчина, доставляющий мне такое удовольствие, не был ни хорошим, ни тем, кто мне нравился, но то, как его язык двигал мой новый пирсинг взад и вперед по моему клитору, растворил все мое сопротивление.

— Я хочу тебя услышать, — прорычал он, покусывая капюшон клитора так, что мои бедра дернулись и отправили солонку на пол. — Скажи мне, как сильно ты любишь мой рот на своей пизде, или я буду держать тебя здесь всю ночь