Валерия Валерьяновна при слове «партия», а партия была только КПСС, пожимала плечами, словно говорили о погоде, над капризами которой человек не властен. Спросили ее мнение о диссидентах, услышали цитату из Вольтера: «Я не разделяю ваших убеждений, но готов умереть за ваше право их высказывать».

Харя, Ангел и Галя не были готовы умереть за чьи-то убеждения, тем более убеждения классной руководительницы.

Про случившееся на конкурсе инсценированной песни Валерия Валерьяновна сказала:

– Какая неприятность! Но что поделать? Роковая жестокость судьбы иногда просто техническая накладка.

Они были героями школы, на перемене на них показывали пальцами, в моду вошли шарики, наполненные жидкостями разного цвета, которыми пуляли друг в друга на школьном дворе. Попробовали поговорить с классной.

Она шипела:

– Вы поплатитесь! Вы еще пожалеете! По вашим лицам вижу, что не сделали выводов.

– Какого рода выводы, с вашей точки зрения, мы должны сделать? – спросил Харя.

– Ты! – ткнула в него пальцем учительница. – Интеллигент! Ленин говорил, что интеллигенты сплошь и рядом заговорщики.

Харя открыл рот, чтобы уточнить, откуда цитата, он хотел бы проверить ее точность, но заткнулся, получив от Ангела тычок в бок.

– Случилась техническая накладка, – вспомнил Галя слова Валерии Валерьяновны. – И мы очень сожалеем.

– Чья была идея? – спросила классная.

Они переглянулись, пожали плечами – не помнили. Как всегда в минуты растерянности, вперед вышел Ангел.

– Моё! – заявил он.

– Что твоё? – не поняла учительница.

– Сценическое решение, – пришел на выручку Харя, с трудом сдерживая смех.

Так же как Галя и Ангел, потому что все это до анекдота напоминало известный диалог из популярнейшего фильма «Операция “Ы”…»: «Чья туфля?» – «Моё!»

Классная посмотрела на их физиономии, на нервные корчи подавления не к месту вспыхнувшего смеха и заключила, повторяясь:

– Вы не сделали выводов! Смеётесь? Над чем смеётесь? Над святым? Вы поплатитесь!

Чем, собственно, они могли поплатиться? Двойками в четверти или даже в году за поведение? Не жарко, не холодно. Галю и Ангела дома выдерут? Не впервой.

Разряжаясь, выпуская энергию они валтузили друг друга у Хари дома (предпочитали у него собираться) и, на разные голоса выкрикивая, упражнялись в остроумии:

– Чья башка?

– Моё!

– Чья нога?

– Моё!

– Чья Дашка Петрова?

– Моё!

– Моё!

– Чья Танька Гринич?

– Не моё!

– Не моё!

В комнату заглянула Валерия Валерьяновна:

– Мальчики, вы не устали? Приглашаю вас испить чаю с имбирными пряниками. Пряники – исконно русское лакомство, и ошибочно думать, что ими славилась лишь Тульская область.

Пряниками, которые купила Харина мама, впору было забивать гвозди, приходилось их отмачивать в чашках с жиденьким чаем. Но никакие лакомства не променять на ее рассказ о роли кулинарных изделий в обрядах и обычаях славян.

Валерия Валерьяновна знала и умела рассказывать про парадоксальность исторических событий, когда победа оказывается поражением, про поэзию, в которой самым выдающимся был уголовник Франсуа Вийон, про переплетение биографий знаменитых литераторов и живописцев. Она постоянно читала, жила в прошлом, не то чтобы ненавидела домашнее хозяйство, просто не замечала его. Сама питалась как воробушек – чай да сухарики или прянички. Харя, гордый растущий мужской организм, молчал и голодал. Пока не стал кормиться у Ангела и Гали – то к одному после уроков, то к другому. Сначала придумывали поводы, чтобы его к себе затащить после школы, потом надоело.

Ангел или Галя просто им руководили:

– Сегодня ко мне.

Это был урок на всю жизнь. На всю жизнь не просто вера в порядочных и веселых людей, а в то, что если упрешься в человека тупого и недоброго, не стоит паниковать и отчаиваться – где-то рядом ходит честный и разумный.

Из класса с табличкой «3Б» вытекла струя мелких, поющих, тянущих какую-то мелодию. Анна Леонардовна сидела за столом и заполняла классный журнал. По их представлениям, она была стара – точно за двадцать. У них не преподавала, потому что пение – только в младших классах.

– О, диверсанты! – подняла голову Анна Леонардовна на их вежливое покашливание. – Чем обязана? Выверните карманы! Холодное оружие на стол! Пистоны в рот и проглотить! Руки вверх!

Они послушались и вскинули руки. Она расхохоталась от души: откинулась назад, потом вперед, стукнулась лбом о стол, повернула голову и с хитрым прищуром спросила:

– Никаких сюрпризов?

Обескураженные и растерянные этим кокетливым, девчоночьим поведением «старой» Музычки, они помотали головами, принялись мямлить, извиняясь, оправдываясь и якобы пугаясь предстоящих кар.

– Ерунда, – беспечно отмахнулась Анна Леонардовна. – Вчера был педсовет, ничего с вами не сделают. Этот конкурс инсценированной песни запомнится надолго, – она снова хохотнула и тут притворно посерьезнела, подняла указательный палец. – Но! Если бы на мне была не длинная, а короткая юбка и в художественном полете вверх ногами она бы задралась… – увидев в их глазах вспыхнувший интерес, добавила грозным тоном, потыкав в каждого пальцем: – Я бы вас лично четвертовала. Вам руки и ноги нужны? Головы пригодятся? То-то же. Все, выметайтесь, скоро звонок.

4

Слава затейников требовала постоянного удовлетворения публики, а также порождала эпигонов с откровенным плагиатом. Да, они заклеили дверь вредной соседки Гали крест-накрест белой бумажной лентой с надписью «Не входить! Здесь произошло убийство!». Но то же самое проделали с дверью в кабинет директора школы не они. Да, они побирались в вагонах электрички, идущей из Москвы. В шутку прикидывались: мамы их за едой отправили, а плохие вокзальные хулиганы все отобрали. Сердобольные жители Подмосковья, ездившие в столицу за продуктами, их одаривали кто куском колбасы, кто сыра, кто банкой консервов или пакетом с гречкой. В милицию попали по глупости. Стояли на платформе и ржали, запихивая «милостыню» по карманам. Подошел милиционер и замел их в отделение. Родители вызволили, отец Ангела накостылял им по дороге домой. Причем досталось всем, включая Харю. В милиции «вещественные доказательства» забрали, но в школу сообщили. На педсовет их вызвали неожиданно, сразу после уроков, подготовиться, выработать общую стратегию, не успели. Поэтому каждый гнул свое. Ангел говорил, что они просто шутили и так получилось. Галя заверял, что собирались все отнести инвалиду войны, над которыми шефствовали еще будучи тимуровцами пять лет назад. Харя держался вызывающе-недоуменно: на Руси к христорадничающим нищим всегда относились благосклонно. Потом они, конечно, покаялись и обещали, что больше не будут. И никакого их участия: ни в форме подстрекания, ни в виде советов и рекомендаций – не было, когда пацаны из 7 «А» на привокзальной площади просили копеечку, изображая сбежавших из детдома сироток, которые едут к родным мамам. «Сироток» доставили в отделение через десять минут от начала выступления.