Это и был его секрет, который ушел с ним в могилу. Я решил поведать о нем, чтобы и другие знали, как защититься от слишком тяжелой реальности, укрыться от которой можно лишь в придуманном волшебном мире.

Чтобы никто не потревожил его в этом мире, маэстро Гарбини закрывал на ключ дверь класса и, прикрывая рукой глаза, чтобы ничто не могло вернуть его к реальности, от которой он хотел убежать, начинал диктовать задачу — медленно, смакуя каждое слово: «Синьор Альберто входит в мясную лавку и покупает себе на 0,25 лиры большой широкий ломоть ветчины весом в триста семьдесят пять граммов…»

Иногда он не успевал закончить, потому что при упоминании о весе этого большого куска ветчины мальчишки восклицали: «Но синьор учитель, это же невозможно!» Тогда он с силой стучал указкой по столу, заставляя их замолчать.

Его указка была способна справиться только с мальчишками, но маэстро Гарбини этого было достаточно. Он успевал насладиться ломтем ветчины, купленным всего за пару монет.

Но на этом наш маэстро не останавливался. Не меньше ветчины он любил вино. Поэтому он переходил в винную лавку, в которой была «бочка с тысячью литров доброго вина, за которое владелец лавки заплатил 12,45 лиры. Сколько он заплатил за литр? И по какой цене ему нужно продавать вино, если на каждых ста миллилитрах он рассчитывает заработать 0,0015 лиры?» Да уж, бесхитростный винодел!

— Побыстрее, ребята! — торопил их Гарбини.

И ребята, чтобы ему угодить, быстренько считали, и из их расчетов выходила такая смехотворная сумма за литр вина, что их учитель мог позволить себе и два.

Но он никогда не выпивал больше одного, потому что не хотел выглядеть недостойно, особенно перед своими учениками.

Лицо его тогда принимало интересный оттенок, и горячая кровь приливала к вискам. Рука переставала дрожать, и, когда он показывал на карте Францию, это была действительно Франция, а не Англия или Германия.

У Антонио Гарбини было четверо сыновей, и все они напоминали восковые свечки, которые погасил бы и самый легкий ветерок, тот самый, что запросто поднял бы в воздух конвертик с зарплатой их отца. В школе, думая о них, маэстро диктовал задачки, от которых у его учеников текли слюнки: «В кондитерскую в центре города входит синьор с четырьмя сыновьями и предлагает им выбрать пирожные, которые они хотят. Джилберто выбирает двенадцать пирожных, Мауро восемь, Луиджи девять, а Дзено, самый сластена, выбирает пятнадцать. Если три пирожных стоят 1 чентезимо, то сколько всего заплатит этот синьор?»

Иногда задачки были такими: «У синьора Бальтазара четверо милых и резвых мальчиков ростом не больше майских жуков. Скоро зима, и его сыновьям нужна теплая одежда. Он заходит в магазин к старому продавцу тканей и приобретает у него двадцать один сантиметр теплой и мягкой шерстяной ткани…»

Только так маэстро Гарбини мог жить на ту зарплату, что платило ему государство, и даже откладывать каждый месяц понемногу, так что в конце года у него набиралась кое-какая воображаемая сумма. Только так учителя начальных классов спасают от холода своих сыновей — в своем воображении делая их размером с майских жуков.

В последний день занятий мальчишки входили в класс, сгорая от любопытства — что же синьор Бальтазар купит на свои сбережения? Но достаточно было просто посмотреть в глаза учителю, чтобы понять, что синьор Бальтазар собирался купить коня.

Бедный синьор учитель. У него, как у всех учителей в последний день школы, сжималось сердце и едва хватало дыхания, чтобы произносить последние в этом учебном году слова.

Пошатываясь, маэстро Антонио Гарбини вышел из-за стола и, опершись на первую парту, продиктовал такую задачу: «Каждый вечер в течение трехсот шестидесяти пяти дней синьор Бальтазар откладывал в шкатулку из слоновой кости 0,05 лиры. Сколько всего денег он скопил за год? Учитывая, что в его намерения входит купить коня стоимостью семнадцать лир, сможет ли он, не прибегая к займу, приобрести также пару никелированных стремян, наподобие серебряных, по цене 1,25 лиры?»

Зашуршали ручки, и вот пару мгновений спустя раздается: «Сможет, сможет!» Это кричит Марио Леони, который всегда раньше всех решает задачи. «Синьор Бальтазар, — прочитал он вслух ответ из тетради, — скопил за год восемнадцать лир и двадцать пять чентезимо. После того как он купит коня, у него останется одна лира двадцать пять чентезимо, их хватит как раз на то, чтобы купить стремена наподобие серебряных».

Закончив читать, Марио посмотрел на маэстро Гарбини и спросил:

— Синьор учитель, а какой он, этот конь?

— Белый, — ответил Антонио Гарбини, и это были последние его слова, потому что волнение вытеснило все слова из его груди, а последний звонок этого учебного года все никак не звенел.

Перед глазами Марио Леони и его одноклассников стоял великолепный белый конь, на котором нельзя было найти ни пятнышка, как ни старайся, а стремена его и впрямь были точь-в-точь серебряные. Подумать только, стоили они всего 1,25 лиры — почти ничего.

Маэстро Антонио Гарбини из четвертого «А» сиял. У него перехватило горло, но покупка переполняла его такой радостью, что не было нужды в словах. Мальчишек тоже переполняло счастье от того, что только в их классе, и ни в каком другом, был такой красивый конь с такими удивительными стременами.

А учитель тем временем думал: «Когда-то я мог только мечтать о путешествиях, и все, что я видел, были школа и дом, дом и школа и работа по ночам. Я и думать забыл, что такое зелень загородного луга или прозрачная, не говорю даже морская, а хотя бы речная вода. Но скоро зазвенит звонок, и если я не поспешу и не запрыгну поскорей в седло, конь мой исчезнет».

И он оседлал коня, точнее, попытался его оседлать, но упал и больше не двигался. Ребята позвали дежурного по коридору, того самого, что звенел в звонок, и на шум прибежали другие учителя и все ученики. И, видимо, правду сказали ребята из четвертого «А», которым, конечно же, никто не поверил: что маэстро Антонио Гарбини упал с очень высокого коня. Как иначе можно было объяснить его смерть?

Рука учителя была крепко прижата к груди. Когда ее убрали, под ней оказался конвертик, который тут же вылетел в окно и долго потом кружился в небе вместе с ласточками, что жили на крыше школы.

Так не стало маэстро Антонио Гарбини, который, несмотря на воздушную свою зарплату, был богачом: ел огромными ломтями ветчину, кормил пирожными своих сыновей, одевал их в теплую и мягкую шерстяную одежду и даже купил себе белоснежного коня. Огромного, с серебряными стременами. И оседлал его.

Но, увы, именно в этот момент прозвенел последний звонок.

Марини — учительница в группе продленного дня. Ей что-то около двадцати, но уже понятно, что она никогда не выйдет замуж. Она не красит волосы, на приветствие отвечает кивком головы, и вид у нее всегда строгий, как у монашки. Она бесшумно ходит на низких каблуках, говорит почти шепотом, и я никогда не видел, чтобы она гладила ребенка по голове. Если бы однажды она не пришла в школу, никто бы даже и не заметил. Не думаю, чтобы дети ее любили.