спала у охраны. На руках переносил тебя в дом, но ты проснулась и начала колотить меня руками с криками «чудовище»! А потом просила трахнуть, чтобы отомстить «этому мудаку».

– И что Вы? – закрыла ладонями лицо, сгорая со стыда. Какой позор, Ульяна! Ну, какой позор!

– Меня не возбуждают ужранные в дрова женщины, не контролирующие себя и не отдающие отчета своим поступкам, – улыбался Роберт Альбертович. Подошел к большой каменной столешнице с двумя раковинами, присаживаясь на край.

– Простите. Мне очень стыдно, что вам пришлось это все увидеть, – всё еще боялась посмотреть на мужчину.

– Было познавательно. Теперь знаю, что крепкие алкогольные напитки тебе противопоказаны.

– Мне любые противопоказаны, – сморщилась. – Не могли бы вы выйти, чтобы я умылась?

Не хотела, чтобы он видел меня такой.

– Чтобы я вышел из своей ванной?

– Да.

– Есть предложение по-лучше. У меня осталось двадцать минут до выхода, – начал снимать футболку прямо передо мной.

– Что вы делаете?! – вскрикнула, отворачиваясь.

– Собираюсь принять душ. Присоединяйся! -стягивал штаны мужчина.

Не дожидаясь окончания стриптиза, вылетела из ванной под низкий смех Роберта.

– А вчера сама пыталась меня раздеть, – продолжал закатываться Гершвин.

– Прекратите! – крикнула, мечтая провалиться сквозь землю.

– Можешь умыться в комнате напротив женщина- кошка!

– Почему кошка? – спросила тут же пожалев об этом.

– Так дралась, что когтями разодрала мне лицо! – включил воду.

– Боже, какой ст-ы-ы-ыд! – проскулила, прикрывая ладонями уши, не желая больше ничего слушать.

– Выпей таблетку внизу рядом с кофемашиной и кофе! Через двадцать минут выезжаем, – прокричал через звуки воды.

А я поспешила в комнату напротив, чтобы смыть с лица следы позора.

На часах шесть сорок утра, а я уже успела проснуться в незнакомом месте, в доме постороннего мужчины и несколько раз сгореть со стыда от своих вчерашних выходок. Но самое страшное оказалось то, что теперь я совершенно ничего не чувствовала по этому поводу. Мне было наплевать.

В голове засела лишь одна мысль: Паша меня предал. Изменял. Притупленный похмельем организм начал оттаивать и я четко чувствовала, как внутренности скручивало от боли. Да так сильно, будто через мясорубку пропускали все нутро. Сердце кровоточило и хотелось выть в голос. Пьянка совсем не облегчила страданий. Нисколько. Злилась на потенциально бывшего мужа, задушить собственными руками хотела, но все равно переживала за то, как он там в тюрьме. И все ли действительно настолько под контролем в лазарете, насколько преподнес Семён Филиппович.

Вообще, я в тайне надеялась, что при личном разговоре, Паша будет отрицать интрижку и сумеет меня убедить в том, что этой дешевке Марине все привиделось во влажных снах. И никогда он мне не изменял. Вот только факты указывали на обратное. То что я старалась не замечать, всплыло на поверхность. Ему удалось меня убедить в своей верности и я забыла о подозрениях.

Не понимала почему полез на другую? Ведь любит же, я чувствую. Тогда что это? Интерес? Поиск острых ощущений? Попытка сбежать от опостылевшего быта? Так может и банк он ограбил осознанно? А я его всё белым и пушистым считаю. Тогда где деньги? У этой губошлепки? Фу! Какая пошлость! Ведь всегда смеялся над такими, как она, а сами взял и наставил рога с силиконовым ртом! Может хотел проверить, каков силикон на вкус. Затошнило.

– Остановите пожалуйста, – попросила Вадима.

Машина затормозила на обочине. Я успела открыть дверцу и распрощаться с содержимым желудка. Спазмы не прекратились даже тогда, когда стало нечего извергать наружу.

– Возьми, – протянул бутылку с водой Роберт Альбертович, сидевший вместе со мной на заднем сидении.

Умылась, обтеревшись салфеткой и осушила содержимое бутылки. На удивление, никакого стыда не испытывала. Вообще словно внутри меня все отмерло, оставив территорию непригодную для жизни.

Машина снова тронулась с места, а я не видящим взглядом смотрела в окно, на пробегающие загородные пейзажи. Роберт мочал. Не пытался залезть в душу, хотя видел хаос завладевший мной. Мне нужно было как-то перейти к теме с деньгами, но не получалось выдавить из себя ни звука. Хотелось вернуться домой, отменить уроки и забрав мальчишек из садика до тихого часа, провести спокойный день с самыми любимыми мужчинами на свете, не способными обидеть и предать. Решено! Так и сделаю.

– Всё еще хочешь его вытащить? – уже подъезжая к моему дому, спросил Роберт Альбертович.

– Да, – сухо ответила, посмотрев на мужчину. – Он детям живой нужен.

– А тебе? – изучающе смотрел.

– Не знаю, – пожала плечами. – Сначала вытащить нужно, потом думать.

Машина остановилась, но я не торопилась выходить. Нужно договариваться здесь и сейчас, иначе снова буду караулить его ночью у забора.

– Понимаешь же, что потом поздно будет, думать? – говорил спокойно, без привычной резкости. Это сбивало с толку, усыпляло бдительность.

– Тогда хорошо, что так все вышло, верно? – выдавила из себя улыбку.

Смотрела ему в глаза, которые при дневном свете оказались совсем не черными, а цвета горячего шоколада, с черными вкраплениями.

– Всё равно готова ради него жертвовать своей свободой?

– Не вижу причин сопротивляться, – горько усмехнулась. – Дети останутся при живом отце, я буду переводчиком на крупном заводе, бонусом обещали секс.

Широкие брови съехались. Роберту явно не нравился мой сарказм. Чувствовала, что хочет услышать от меня правду. Но не готова я с ним откровенничать, выворачиваться наизнанку. Если муж родной сумел вонзить нож в спину, то что стоит такому как Роберт, просто взять и прихлопнуть меня как муху. Никому нельзя доверять. Даже себе.

– В общем так, – сменил тон Роберт, опуская мне на колени черную папку, – перечитай договор и подумай как следует. Обратной дороги не будет. Если решишься подписать, то позвони по этому телефону, это моя помощница, – положил на папку визитку. – Она скажет куда и во сколько завтра подходить на завод. Всё понятно?

От холода в его голосе, даже температура в машине понизилась. В поисках тепла запахнула посильнее пальто.

– Всё, – кивнула, смотря на блестящий черный глянец. – Есть ручка? – не поворачивалась к мужчине, боясь передумать.

– У тебя сейчас голова не соображает. Проспись, потом принимай решения.

– Всё решено, – вскинула голову вверх, встречаясь с ним взглядом.

Он был серьезен и не проницаем. Каменная маска, ноль эмоций. Ему плевать на мои решения. Даёт возможность, надо брать. Иначе никогда не смогу простить себе если с Пашей что-то случится.

– Ручку дадите? – наверное впервые не тряслась рядом с Робертом Альбертовичем. И не отводила взгляд в сторону.

– Вадим! – не прерывал зрительного контакта со мной Гершвин. – Ручку дай!

– Вот, Роберт Альбертович!

Мужчина все так же не глядя на водителя взял у него ручку и протянул мне. Достала бумаги из