Посмотрела на него, тут же смутившись. За эти несколько дней отвыкла от колючего, проникающего под кожу взгляда. Покрывающая щеки черная щетина, выросла еще, превратившись в короткую бороду. Он развязал галстук, откидывая его на подлокотник, расстегивая воротник рубашки. Откинувшись в кресле, оценивающе посмотрел на меня.

Желваки ходили и казалось, что он хочет что-то сказать, но вместо этого продолжал молчать, со злой усмешкой на губах.

– Подписывай, – кинул папку на стол. – Двадцать миллионов в обмен на тебя. Полностью.

От его слов по телу пробежала дрожь, оставляя после себя мурашки. Открыла папку , пробегаясь глазами по содержимому.

– Ты приезжаешь тогда когда я скажу и куда скажу, – говорил чётко, размеренно, равнодушно. – Берешь трубку когда бы я ни позвонил, и делаешь абсолютно все. Неважно в постели или за ее пределами.

– А как же дети? – не понимала как я могу прибежать к нему по любому зову, бросив детей.

– Дети, – потер переносицу. – У них будет няня.

– Чужая женщина? – испугалась, что с моими мальчиками будет проводить какой-то совершенно посторонний человек и делать с ними неизвестно что. Вон сколько в сети истории про нянь-садисток.

– У меня только проверенный персонал, – сказал как-то холодно. – Не хочешь няню, оставляй одних. Но ты будешь следовать договору или можешь искать бабки в другом месте, – кивнул на дверь.

– Нет, – испугано замотала головой. – Пусть будет няня.

– Хорошо, – нахмурился, продолжая прожигать меня взглядом. – Ты уходишь из языкового центра. Будешь переводчиком у меня на заводе. Часть зарплаты будет уходить в уплату долга, другая будет оставаться на жизнь. Это понятно?

– Да, – кивнула.

– Подписывай, – снова приказал.

Несколько минут я еще изучала текст, откуда становилось понятно, что я перехожу в частное пользование Гершвина Роберта Альбертовича на ближайшие пять лет. Цифра повергла меня в шок. Что? А как же Паша?

– Что будет когда мужа выпустят на свободу? – спросила дрожащим голосом.

– Это не мои проблемы. Я даю деньги и беру взамен то, что считаю соразмерным этой сумме. Буду трахать тебя, пока не надоешь. Если приешься раньше, останешься работать на заводе и будешь помогать с другими объектами. А до тех пор, мне совершенно плевать, как ты будешь устраивать личную жизнь. Подписываешь?

Равнодушные холодные слова, несущие за собой лишь выгоду. Теперь я видела, для него существовали лишь товарно-денежные отношения. Сухой расчет и ничего больше. Мужчина словно окатил меня ледяной водой, спуская с небес на землю. Я не думала, что всё будет так. Смотрела на бумаги перед собой, сжимала ручку, пытаясь осознать ситуацию в которую себя загоняю. Под ребрами болело и стало тяжело дышать. Должна решать. Сейчас же. Да или нет?

Пять лет рабства, не только трудового, но и сексуального. При живом муже. При любимом муже. Разве нужна будет ему женщина, которая бежит по первому зову к другому? Бросающая его, детей, исчезающая из семьи на неизвестный срок? Потаскуха. Кукушка. Продажная тварь.

Представила искаженное отвращением лицо любимого и грудь сдавило тисками. Невозможно было сделать вдох. Казалось, что меня ломают на части, раздрабливая молотком кости. Настолько невыносимо было представить подобную картину. Я не смогу вынести его презрения. Не смогу жить, зная, что разрушила своё счастье.

Тяжело дыша бросила ручку на стол, смотря на договор перед собой, как на заразу, намеренную уничтожить мою семью и раздавить меня, как насекомое.

– Нет! – мой голос отдавался эхом от стен дома. – Я не подпишу это! – взглянула в лицо человеку, не имеющего ничего общего со спасителем, протянувшим несколько раз мне руку помощи.

– Нет? – удивленно вскинул бровь Роберт. Его взгляд темнел.

– Нет! – Повторила, чувствуя как по венам струится гнев. Он сгущался, приготовившись прорваться наружу.

– Я не кукла! Не девочка по вызову и не груша для битья! Я человек, женщина, мать! И не собираюсь жертвовать семьёй, – плотину, сдерживающую злость, прорвало. Я понимала, что после такой тирады, нельзя будет просить ни о какой помощи. Да и не ждала я её больше от этого человека.

– Хочешь, чтобы когда я отработала долг, осталась в полном одиночестве? Лишить меня мужа, детей, любимого дела? Чтобы на панель только могла пойти, так? – вскочила на ноги. Во мне горела ярость, обжигая каждую клеточку и выливаясь языками пламени наружу.

– Сядь, – пробасил Роберт.

Я не послушалась, продолжая испепелять его глазами.

– Сядь! – Рявкнул так, что я вздрогнула и сделала как велено. – А на что ты рассчитывала, девочка? – усмехнулся он, смотря на меня с прищуром.

И было в черных глазах столько холода и жестокости, что я внутренне сжалась.

– Думала придёшь, предложишь свое деревянное тело. Ляжешь один раз под меня с лицом мученицы, чтобы я пользовался тобой как резиновой куклой. И при этом отвалю тебе двадцать миллионов на спасение твоего муженька идиота? – кинул лицом меня в беспощадную правду.

– Паша не…, – не успела закончить, как Роберт прервал меня.

– Я ещё не договорил! – прорычал. В этот миг он меньше всего походил на человека, а на настоящего дьявола. В глазах отражались всполохи огня, всклокоченные волосы и шрам на скуле, частично прикрытой черной бородой, словно сам Сатана вышел из преисподней, чтобы затащить меня в ад.

– Думаешь мне не с кем трахаться? Так стоит раскрыть глаза, – подался вперёд, опершись локтями о колени и не разрывая со мной зрительного контакта. – И знаешь, мне даже не приходится платить за секс. Женщины сами готовы ползти ко мне на коленях, просто чтобы отсосать. А ты умеешь сосать? – понизил голос, но от этого стал звучать ещё более устрашающе.

– Или такие как ты только в темноте под одеялом спариваются? Думала, раз когда-то хотел тебя разок трахнуть, то все готов бросить к твоим ногам, за доступ к этому телу? – презрительно окинул меня взглядом с головы до ног.

Никогда ещё со мной не разговаривали в таком тоне. Даже Паша. Он, конечно, во время сор пытался задеть за живое и был переодически очень груб. Но не так, чтобы вытереть об меня ноги и высморкаться напоследок. Захотелось, убежать из этого логова монстра и никогда не вспоминать о нём. Меня словно помоями облили. С трудом старалась не показывать, какое действие произвели на меня его слова.

– За всё нужно платить в этой жизни. Хочешь деньги, дай взамен нечто стоящее. Услугу, способную покрыть расходы. Одна ночь, и даже две, и три, пусть и с самой Анджелиной Джоли не стоят таких денег. Хотя, нет. Возможно, Джоли я бы заплатил. Но ты – никто. Дважды рожавшая, обычная баба. Не хочешь принимать условия, проваливай.

Выплюнул, словно яд. В