Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Проверить, сработало ли, можно было только опытным путем, но судя по тому, что долговязый полуфей у выхода теперь таращился в магфон, а не на меня, начало отпускать. Зато голова моя казалась мне большой и мягкой, как воздушный шар, наполненный ватой.
Из магбуса я вышла умиротворенная и в полной гармонии с собой. Вечер был чуден и прекрасен, прохожие милы и очаровательны, здание отделения магнадзора, к которому я подходила, казалось островком порядка и размеренности, а стоящий на крыльце хоббит с трубкой во рту — надежным и уверенным.
— Добрый вечер, дежурный Подхолмс, — радостно поприветствовала я надзоровца.
— Гарпия! Каким ветром? — удивился он. — Мастера твоего нет и до завтра не будет. Что тебе здесь делать?
— А посидеть можно?
Подхолмс моргнул, его глаза на мгновение сделались мечтательно-туманными, и он пропустил меня внутрь и даже каморку некромантскую открыл.
С моего последнего визита сюда не изменилось ровным счетом ничего. Рухнувший стеллаж так и лежал. Правда, часть папок и книг перекочевала на стол и подоконник. Полумертвый цветок продолжал вопиять о воде. Я сжалилась и щедро полила его из чашки с недопитым чаем со стола Холина. Беспорядок нарушал чувство гармонии внутри, и я принялась разбирать завалы. Меня никто не отвлекал довольно долго, а ближе к полуночи в дверь поскребся Пышко и позвал чаю попить.
Я между делом разжилась у хоббита слабеньким аналогом блокирующего амулета, и мы расположились за столом дежурного. Зарешеченное место временного заключения, в котором мне как-то довелось ночевать, пустовало, да и вообще вокруг было чересчур благостно. Пахло чаем и сдобой, где-то за стенкой переговаривались патрульные, в приоткрытое окно стрекотали сверчки, изредка, гудя, проносился магмобиль.
— А у вас часто так спокойно? — поинтересовалась я.
Пышко поперхнулся, выпучил глаза и отчаянно замахал на меня руками. Откашлявшись, он забормотал заговор от сглаза, щедро посыпал солью магфон-селектор, метнулся с солонкой к турникету для посетителей, но не успел. Обе двери, обычная с улицы и служебная со двора распахнулись, одновременно с этим задребезжала, подпрыгивая, трубка магфона. Лицо посмотревшего на меня Подхолмса обещало все кары небесные как при жизни, так и после оной.
Со двора разом и целиком ввалилась орущая и воющая толпа цыкан с кошками, гармошкой и самоваром, источающим убойный запах коньячной настойки. Двое патрульных, держащих каждый по представителю сего кочевого тролльего клана, несмотря на превосходство в росте терялись в толчее.
Пышко, успевший вернуться к своему месту, уже сорвал с магфона трубку и, прижав ее плечом к уху, что-то писал в журнал заявок, а свободной рукой показывал патрульным на место временного заключения нарушителей порядка. Цыканки в пестрых юбках атаковали Подхолмса вопросами и висели, стеная и причитая, на только что вошедшем патрульном, присевший в уголке тролль с одухотворенным видом припал к носику самовара и дегустировал содержимое, причмокивая и цокая от удовольствия. Один нагломордый пестрый кошак уже что-то жрал со стола, другой яростно драл угол скамьи для ожидающих.
За турникетом стоял пожилой мужчина в пижаме и одном тапочке с ребенком на руках и выражением запредельного ужаса в глазах. Полосатый рукав был разодран и в крови, на рубашке ребенка четко отпечаталась пятипалая ладонь с нечеловечески вытянутыми фалангами.
Глава 6
Меня пронзило от макушки до пяток, и ор и гам отодвинулся на задний план. Я поднялась. От стоящих за перегородкой остро разило смертью. Не той, что дышит курильницами, горьковатыми белыми лилиями, свежим деревом и печалью, а той, что пахнет сырой землей, волглым камнем, гнилью и кислым страхом, темным и вязким…
Свое первое поднятие и упокоение я проводила на втором курсе под присмотром пожилого магистра Ставера Руби, который вел у нас практику по некромантическим ритуалам. Он снисходительно стерпел мою напускную браваду и циничные шуточки, а потом откинул простыню с лежащего на столе тела юноши лет двадцати. Бледная кожа и вздувшиеся на руках и ногах синеватые вены, одно плечо выше другого… Я чертила фигуры, тщательно вымеряя углы, и наносила на грудь, лоб, тыльную сторону кистей и ступни “материала” опорные знаки поднятия. Я все сделала правильно. Он восстал: открылись блеклые глаза, спазмастически дернулась грудь, пришла в движение, словно это тело еще помнило, как дышать, и продолжало качать воздух в легкие, перекатился острый кадык на шее. Сел, потому что я потянула за опоры и приказала, опустил ноги на пол, качнулся неуклюже. Можно заставить говорить — гортань и язык остались целы, но скажет он только то, что велят — слишком долго мертв мозг. Мне нужно было всего лишь провести его вокруг стола и уложить обратно.
Мертвый шел внутри, вдоль линии вычерченного мной защитного контура, я — по внешней стороне. Его немного перекашивало, потому что я неровно держала нити, но в целом он двигался хорошо, почти естественно — мы не зря усиленно учили анатомию тела и биомеханику, чтобы знать, как двигаются мышцы и сухожилия. Оставалось только приказать ему вернуться обратно, оборвать подобие жизни и наложить печать покоя. Все изменилось в один момент. Внешне неуклюжее тело вдруг обрело гибкость и скорость несопоставимую с человеческой. Поднятый развернулся, его холодные руки коснулись моей шеи, и я почувствовала, как через него ко мне тянется что-то оттуда. Тянется, чтобы отнять тепло. За эти несколько секунд, пока выцветшие зрачки смотрели в мои глаза, я успела упустить заклинание и в панике забыть все, чему нас учили.
Дальше он не двинулся — магистр Руби играючи перехватил нити и уверенно держал мертвого,
