Потому что ко мне поднимается совсем другое лицо. Совсем другие глаза. И не те. Не те губы!

— Что ты здесь делаешь, — хриплю, ослабляя хватку.

— Ночь давно. Тебе давно положено спать!

— Но ты… Ты ранен. И я пришла омыть твои раны, — шепчет, а сама дрожит. Трясется всем телом, прижимаясь ко мне еще сильнее. Опаляя тем, какая горячая у нее кожа.

— Губами? На животе? И без одежды? Я многого не помню, Ания, но мне кажется, раны промываются не так.

— Ты же хочешь, — лихорадочно трясется, а сама спускается губами ниже.

А член уже давно стоит колом. Упирается в живот так, что передавливает на хрен все внутренности.

Дикая. Неуемная мужская потребность.

Как напиться воды после палящей пустыни.

Я мог бы взять любую из зала после боя.

Словно озверев, они швырялись на ринг своим нижним бельем.

Но побрезговал. На хрен мне такие подстилки? Противно жрать из чужой тарелки. Чужим прибором.

Но и мужских потребностей никто не отменял.

И теперь другая, вот эта жажда выворачивает до костей.

— Уходи, Ания. Ты же не подстилка. Или ты спишь с каждым, кто победил?

— Я твоя, — укладывается рядом. Сворачивается клубком так, что ее дыхание ложится прямо на раскаленную головку адски стоящего члена, заставляя его дергаться.

— У меня не было раньше мужчины. Я хочу быть твоей. Только твоей, Демоооон. Здесь и сейчас. Твоей!

Обхватывает до дикости разбухшие яйца.

Лижет.

Сука, лижет шершавым язычком уже до одури пульсирующую плоть.

Хочется резко схватить. Впечататься в ее рот на максимум. Резко. Грубо. Жестко. Вонзить член прямо в горло.

Хватаю за волосы, наматывая их на кулак. Дергаю вверх, заставляя оторваться от моего члена и поднять голову на меня.

— Любишь уродов, да Ания?

Рычу, глядя в ее распахнутые глаза, на которых выступили капли слез.

— Да? Это тебя привлекает?

— Возьми меня, Демон! Возьми! Я хочу быть твоей!

Трется.

Трется о меня всем телом.

Перекидывает бедро так, что мой член почти вонзается в ее промежность.

— Ничего не будет, Ания. Ты мне не нужна. Это просто стояк. Нормальный мужской стояк, — тяну ее волосы еще сильнее. Еще жестче. — Я просто трахну тебя сейчас, если ты не уберешься. Просто трахну. И не больше.

— Трахни меня. Трахни, Демон!

Блядь. Она течет. Ее вязкая влага уже обволакивает мой член. Так и просится, чтобы вонзился.

А мне нужна разрядка.

— Ты сама так решила, — рычу, дергая ее голову вниз.

Стряхиваю со своих бедер ее ноги.

Резко, без церемоний, надавливаю на скулы, заставляя шире распахнуть рот.

Ания явно хрипит и задыхается, но я резким толчком вонзаюсь ей прямо в горло. На полную длину.

Слезы брызгают из ее глаз прямо мне на яйца, чуть охлаждая безумный жар, который заставляет их почти взорваться.

Пытается оттолкнуться, но я не даю. Резко таранюсь, толчками выбивая из ее горла хрипы.

Пока не изливаюсь полностью. И даже тогда не выхожу из упругого, сжавшего мой член горла.

— Вылижи, — чуть отстраняюсь, когда чувствую, как дикая пульсация прошла.

— Вылижи все. До капли.

Блядь.

Это не напиться. Это как пригубить всего лишь каплю воды.

Она послушно вылизывает потекшую сперму, ерзая бедрами, а член уже снова становится колом.

— Молодец, Ания. А теперь становись на четвереньки. Если не передумала. Имей в виду. Я не собираюсь быть нежным.

— Не будь, — стонет, послушно принимая позу. — Не будь со мной нежным, Демон! Будь яростным! Какой ты есть…

На хрен разговоры. Я изголодался, как самый голодный пес.

Прогибаю ее спину так, чтоб видеть одни ягодицы.

И одним толчком вбиваюсь внутрь под ее хриплый крик.

— Демооооооон. Ты совсем. Ни капельки меня не любишь.

Опять пробралась. Под самое утро.

Едва успел провалиться в очередное бессмысленное беспамятство.

— А может любишь? Ну, хоть немножко?

Блядь. Опять всю грудь мне слезами залила.

Демон.

Анхель таки выправил мне документы.

Нелегко пришлось. Не просто надавить. Выдрать из него.

Но новое имя чужое. Не мое. Коробит. Скрипит на зубах, как проклятый песок в пустыне.

Бессмысленно.

Все, блядь, совсем тупо и бессмысленно.

Каждую ночь новый бой. Как будто Анхель решил таки посмотреть на мою красочную смерть на ринге.

После того, как я уложил десятерых, он, мне кажется, и сам поверил в то, что я не человек.

Шарахается, стоит мне только взглянуть на него. Хмурится. Сереет лицом.

Но проценты платит исправно. Уже нехреновая пачка скопилась у меня в тумбочке. И паспорт сделал, как и обещал.

Понимает. Стоит ему нарушить слово, его шейные позвонки хрустнут под поими пальцами в один момент. По взгляду понимает. Без слов. Даже объяснять эту простую истину не нужно.

Хрен знает. Правда боится, что нечисть в своем доме приютил и жаждет моей смерти, или понимает, что в любой момент уйду. И бабла спешит заработать на мне, аж слюной захлебывается.

И вижу. Жадность борется внутри старого скряги с инстинктом самосохранения.

В глубине не души, души там точно отродясь не было, но какого-то сознания, сам хочет, чтоб я поскорей свалил. Вздохнет с облегчением, хоть бабла ему и будет жалко. Не удивлюсь, если даже расплачется на прощанье.

Дочь его сдохнет, точно рыдать не будет. А вот с баблом прощаться для него хуже, чем руку себе на хрен отгрызть.

А бои я ему поднял. Хрен знает из каких краев теперь на эти бои люди съезжаются. Клуб Анхеля стал почти легендой из-за того, что настоящий демон в нем дерется! Даже слухи распустил, что демона он магией какой-то привязал и теперь тот ему служит!

Охренеть, как люди покупаются на дешевку. Нелепую сказку, суть которой бред.

Но покупаются. Мешками Анхелю бабло приносят.

Даже за тот скудный процент. Что он мне отстегивает, я бы мог уже свалить и домик какой-нибудь выстроить.

Только куда мне, на хрен, идти?

В голове пустота. Внутри дыра. Из груди будто и правда сердце вместе с душой вынули.