Тегерана». — «Что вы везёте?» — «Грибоеда».

А. Пушкин. «Путешествие в Арзрум»

Опять над Москвою пожары

И грязная наледь в крови.

И это уже не татары,

Похуже Мамая — свои!

В предчувствии гибели низкой

Октябрь разыгрался с утра.

Цепочкой по Малой Никитской

Прорваться хотят юнкера.

Не надо, оставьте, отставить!

Мы загодя знаем итог!

…А снегу придётся растаять

И с кровью уплыть в водосток…

Но катится снова и снова

— Ура! — сквозь глухую пальбу,

И чёлка московского сноба

Под выстрелы пляшет на лбу!

Из окон, ворот, подворотен

Глядит, притаясь, дребедень…

А суть мы потом наворотим

И тень наведём на плетень!

И станет далёкое близким,

И кровь притворится водой,

Когда по Ямским и Грузинским

Покой обернётся бедой!

И станет преступное дерзким,

И будет обидно, хоть плачь,

Когда протрусит Камергерским

В испарине страха лихач!

Свернёт на Тверскую, к Страстному,

Трясясь, матерясь и дрожа…

И это положат в основу

Рассказа о днях мятежа.

А ты, до беспамятства рада,

У Иверской купишь цветы,

Сидельцев Охотного ряда

Поздравишь с победою ты.

Ты скажешь: «Пахнуло озоном,

Трудящимся дали права!»

И город малиновым звоном

Ответит на эти слова.

О, Боже мой, Боже мой, Боже!

Кто выдумал эту игру?!

И снова погода, похоже,

Испортиться хочет к утру.

Предвестьем Всевышнего гнева

Посыплется с неба крупа,

У церкви Бориса и Глеба

Сойдётся в молчанье толпа.

И тут ты заплачешь. И даже

Пригнёшься от боли тупой.

А кто-то, нахальный и ражий,

Взмахнёт картузом над толпой!

Нахальный, воинственный, ражий

Пойдёт баламутить народ!

…Повозки с кровавой поклажей

Скрипят у Никитских ворот…

Так вот она, ваша победа!

«Заря долгожданного дня!»

Кого там везут? —

Грибоеда.

Кого отпевают? —

Меня!

<Ноябрь 1971>

Без названия1171

Раиса Беньяш (1914–1986) — известный театральный критик.

_____

Р. Беньяш

Вот пришли и ко мне седины,

Распевается вороньё!

«Не судите, да не судимы…» —

Заклинает меня враньё.

Ах, забвенья глоток студёный,

Ты охотно напомнишь мне,

Как роскошный герой Будённый

На роскошном скакал коне.

Так давайте ж, друзья, утроим

Наших сил золотой запас!

«Нас не трогай, и мы не тронем…» —

Это пели мы, и не раз!..

«Не судите!»

Смирней, чем Авель,

Падай в ноги за хлеб и кров…

Ну, писал там какой-то Бабель,

И не стало его — делов!

«Не судите!»

И нет мерила,

Всё дозволено, кроме слов…

Ну, какая-то там Марина

Захлебнулась в петле — делов!

«Не судите!»

Малюйте зори,

Забивайте своих «козлов»…

Ну, какой-то там чайник в зоне

Всё о Федре кричал — делов!

«Я не увижу знаменитой «Федры»

В старинном, многоярусном театре…»

…Он не увидит знаменитой «Федры»

В старинном, многоярусном театре!

Пребывая в туманной чёрности,

Обращаюсь с мольбой к историку:

От великой своей учёности

Удели мне хотя бы толику!

Я ж пути не ищу раскольного,

Я готов шагать по законному!

Успокой меня, неспокойного,

Растолкуй ты мне, бестолковому!

Если правда у нас на знамени,

Если смертной гордимся годностью,

Так чего ж мы в испуге замерли

Перед ложью и перед подлостью?

А историк мне отвечает:

«Я другой такой страны не знаю…»

Будьте ж счастливы, голосуйте,

Маршируйте к плечу плечом!

Те, кто выбраны, те и судьи.

Посторонним вход воспрещен!

Ах, как быстро, несусветимы,

Дни пошли нам виски седить…

«Не судите, да не судимы…»

Так вот, значит, и не судить?!

Так вот, значит, и спать спокойно?

Опускать пятаки в метро?

А судить и рядить — на кой нам?!

«Нас не трогай, и мы не тро…»

Нет! Презренна по самой сути

Эта формула бытия!

Те, кто выбраны, те и судьи?

Я не выбран. Но я — судья!

<1967?>

Поезд

«В своём театральном кабинете за день до отъезда в Минск, где его убили, Соломон Михайлович показывал мне полученные им из Польши материалы, документы и фотографии — о восстании в Варшавском гетто.

…Всхлипывая, он всё перекладывал и перекладывал эти бумажки и фотографии на своём огромном столе, всё перекладывал и перекладывал их с места