Я на твоем пишу черновике…

Анна Ахматова. «Поэма без героя»

В той злой тишине, в той неверной,

В тени разведённых мостов,

Ходила она по Шпалерной,

Моталась она у «Крестов».

Ей в тягость? Да нет, ей не в тягость —

Привычно, как росчерк пера,

Вот если бы только не август,

Не чёртова эта пора!

Таким же неверно-нелепым

Был давний тот август, когда

Под чёрным бернгардтовским небом

Стрельнула, как птица, беда.

И разве не в августе снова,

В ещё не отмеренный год,

Осудят мычанием слово

И совесть отправят в расход?!

Но это потом, а покуда

Которую ночь — над Невой,

Уже не надеясь на чудо,

А только бы знать, что живой!

И в сумерки вписана чётко,

Как вписана в нашу судьбу,

По-царски небрежная чёлка,

Прилипшая к мокрому лбу.

О, шелест финских сосен,

Награда за труды,

Но вновь приходит осень —

Пора твоей беды!

И август, и как будто

Всё то же, как тогда,

И врёт мордастый Будда,

Что горе — не беда!

Но вьётся, вьётся чёлка

Колечками на лбу,

Уходит в ночь девчонка

Пытать твою судьбу.

Следят из окон постно

За нею сотни глаз,

А ей плевать, что поздно,

Что комендантский час!

По улице бессветной,

Под окрик патрулей,

Идёт она бессмертной

Походкою твоей,

На праздник и на плаху

Идёт она, как ты!

По Пряжке, через Прагу —

Искать свои «Кресты»!

И пусть судачат глупые соседи,

Пусть кто-то обругает не со зла,

Она домой вернётся на рассвете

И никому ни слова — где была…

Но с мокрых пальцев облизнёт чернила,

И скажет, примостившись в уголке:

«Прости, но мне бумаги не хватило,

Я на твоём пишу черновике…»

<1967–1969>

Занялись пожары

Пахнет гарью.

Четыре недели

Торф сухой по болотам горит.

Даже птицы сегодня не пели,

И осина уже не дрожит.

Анна Ахматова. «Июль 1914»

Отравленный ветер гудит и дурит

Которые сутки подряд.

А мы утешаем своих Маргарит,

Что рукописи не горят!

А мы утешаем своих Маргарит,

Что — просто — земля под ногами горит,

Горят и дымятся болота —

И это не наша забота!

Такое уж время — весна не красна,

И право же, просто смешно,

Как опер в саду забивает «козла»

И смотрит на наше окно,

Где даже и утром темно.

А опер усердно играет в «козла»,

Он вовсе не держит за пазухой зла,

Ему нам вредить неохота,

А просто — такая работа.

А наше окно на втором этаже,

А наша судьба на виду…

И всё это было когда-то уже,

В таком же кромешном году!

Вот так же за чаем сидела семья,

Вот так же дымилась и тлела земля,

И гость, опьянённый пожаром,

Пророчил, что это недаром!

Пророчу и я, что земля неспроста

Кряхтит, словно взорванный лёд,

И в небе серебряной тенью креста

Недвижно висит самолёт.

А наше окно на втором этаже,

А наша судьба на крутом рубеже,

И даже для этой эпохи —

Дела наши здорово плохи!

А что до пожаров — гаси не гаси,

Кляни окаянное лето —

Уж если пошло полыхать на Гуси,

То даром не кончится это!

Усни, Маргарита, за прялкой своей,

А я — отдохнуть бы и рад,

Но стелется дым, и дурит суховей,

И рукописи горят.

И опер, смешав на столе домино,

Глядит на часы и на наше окно.

Он, брови нахмурив густые,

Партнёров зовет в понятые.

И чёрные кости лежат на столе,

И кошка крадётся по чёрной земле

На вежливых сумрачных лапах.

И мне уже дверь не успеть запереть,

Чтоб книги попрятать, и воду согреть,

И смыть керосиновый запах!

<1972>

Возвращение на Итаку1151

«…В квартире, где он жил, находились он, Надежда Яковлевна и Анна Андреевна Ахматова, которая приехала его навестить из Ленинграда. И вот они сидели все вместе, пока длился обыск, до утра, и пока шёл этот обыск, за стеною, тоже до утра, у соседа их, Кирсанова, ничего не знавшего об обыске, запускали пластинки с модной в ту пору гавайской гитарой…» (фонограмма).

_____

Памяти Осипа Эмильевича Мандельштама

И только и свету,