— Ну, в добрый час!.. Но вы все должны намотать на ус: я не хочу, чтобы беспокоили наших соседей. Убирайся.

Теперь настала наша очередь. Хаджи-Ставрос не стал усаживать нас перед собой. Он с большим достоинством поднялся и уселся на землю рядом с нами.

Такое проявление почтения показалось нам добрым предзнаменованием. Миссис Саймонс сочла своим долгом сделать подобающее заявление. Что касается меня, то я, прекрасно представляя себе, что она может сказать, и зная, до чего она не воздержана на язык, сразу предложил Королю свои услуги переводчика. Он холодно поблагодарил меня и позвал корфинянина, умевшего изъясняться по-английски.

— Сударыня, — обратился Король к миссис Саймонс, — мне кажется, что вы разгневаны. Не хотите ли вы пожаловаться на людей, которые вас сюда привели?

— Это ужас какой-то, — сказала миссис Саймонс. — Ваши негодяи схватили меня, бросили в пыль, ограбили, довели до изнеможения и уморили голодом.

— Прошу вас принять мои извинения. Я вынужден принимать на работу плохо воспитанных людей. Поверьте, сударыня, действовали они отнюдь не на основании моих распоряжений. Вы англичанка?

— Англичанка и живу в Лондоне.

— Я бывал в Лондоне. Я знаю и уважаю англичан. Мне известно, что у них хороший аппетит и вы могли бы заметить, что я немедленно предложил вам перекусить. Я также знаю, что женщины вашей страны не любят бегать по горам, и мне жаль, что вам не позволили передвигаться в привычном для вас темпе. Мне известно, что ваши coотечественники берут с собой в путешествие только самые необходимые вещи, и я строго накажу Софоклиса за то, что он вас ограбил, тем более если вы являетесь важной особой.

— Я принадлежу к высшему лондонскому свету.

— Извольте забрать ваши деньги. Вы богаты?

— Разумеется.

— Не ваш ли это несессер?

— Он принадлежит моей дочери.

— Прошу также забрать все, что принадлежит вашей дочери. Вы очень богаты?

— Я очень богата.

— А остальные вещи принадлежат вашему сыну?

— Этот господин мне не сын. Он немец. Раз я англичанка, то, как у меня может быть сын немец?

— Вы совершенно правы. Ваш годовой доход достигает двадцати тысяч франков?

— Он гораздо больше.

— Принесите этим дамам ковер! То есть вы имеете тридцать тысяч франков годового дохода?

— Мы гораздо богаче.

— Этот Софоклис — деревенщина, я вправлю ему мозги. Логотет, скажи, чтобы приготовили обед дамам. Вы хотите сказать, сударыня, что вы миллионерша?

— Так оно и есть.

— Мне очень стыдно за то, как с вами обращались. Вы, конечно, знакомы с многими важными особами в Афинах?

— Я знакома с английским послом, и, если вы позволите себе!..

— О, сударыня!.. Вы наверняка знакомы с коммерсантами и банкирами?

— Мой брат, который сейчас находится в Афинах, знаком с многими местными банкирами.

— Это потрясающе! Софоклис, иди сюда! Проси прощения у дам.

Софоклис что-то пробормотал сквозь зубы, а Король не унимался и продолжал его воспитывать:

— Это благородные английские дамы. Они миллионерши! Их принимают в английском посольстве, их брат знаком со всеми афинскими банкирами!

— Так и есть! — воскликнула миссис Саймонс.

Но Король, не слушая ее, продолжал:

— Ты должен был обращаться с этими дамами обходительно, как подобает при общении с богатыми людьми.

— Верно! — сказала миссис Саймонс.

— Ты должен был вести их сюда осторожно.

— Интересно, почему? — прошептала Мэри-Энн.

— Ты не должен был трогать их багаж. Когда встречаешь в горах важных особ, столь же уважаемых, как эти дамы, ты должен ласково их поприветствовать, привести со всем почтением в лагерь, охранять со всей возможной осмотрительностью, вежливо предоставлять им все, что необходимо для комфортной жизни, и продолжаться это должно до тех пор, пока их брат или английский посол не пришлют за них выкуп в размере ста тысяч франков.

Бедная миссис Саймонс! Дорогая Мэри-Энн! Они никак не ожидали, что им объявят такой приговор. Зато меня он нисколько не удивил. Я с самого начала знал, с каким хитроумным негодяем нам предстоит иметь дело. Поэтому я немедленно взял слово и сказал ему прямо в глаза:

— Ты можешь оставить себе все, что у меня украли твои люди. Больше ты от меня ничего не получишь. Сам я человек бедный, у моего отца нет ни шиша, а братья питаются черствым хлебом. Я не знаком ни с банкирами, ни с послами, и если ты намерен и дальше меня кормить в надежде получить выкуп, то я могу поклясться, что делать ты это будешь за свой счет.

В толпе слушателей послышался недоверчивый шепот, но Король, как мне показалось, поверил моим словам.

— Если дело обстоит именно так, — сказал он мне, — то я не стану держать вас у себя против вашей воли. Будет лучше, если я вас отправлю в город. Мадам передаст с вами письмо для мистера брата, и вы уйдете прямо сегодня. Если же вы решите задержаться на один или два дня, то в моем лице вы найдете гостеприимного хозяина, тем более что, как я понимаю, вы явились сюда с этой большой коробкой не для того, чтобы любоваться пейзажем.

После такой короткой речи мне сильно полегчало, и я обвел присутствующих довольным взглядом. Взглянув на окружающую действительность глазами гостя, а не пленника, я нашел, что Король с его секретарями и солдатами не так уж ужасен, а обступившие его лагерь скалы выглядят довольно живописно. Внезапно у меня ослабло желание возвращаться в Афины, и я решил, что было бы неплохо провести два или три дня в горах. Кроме того, мне показалось, что я мог бы дать парочку полезных советов матери Мэри-Энн. Несчастная женщина явно перевозбудилась, и это могло стать причиной ее гибели. Если же она категорически откажется платить выкуп, тогда ее гибель станет неизбежной. А какие несчастья обрушатся на прелестную головку ее дочери, если Англия не успеет прийти им на помощь? Я решил, что не смогу их покинуть, не рассказав страшную историю девушек из Мистры. Имелось еще одно обстоятельство, ради которого я готов был задержаться в гостях у бандитов. Вам известна моя страсть к ботанике. Так знайте, что в конце апреля флора Парнаса таит в себе массу соблазнов. В этих горах попадаются всемирно известные и крайне редкие растения, наибольший интерес из которых представляет Boryana variabilis, открытая господином Бори де Сен-Венсаном и названная так в его честь. Разве мог я передать гамбургскому музею свой гербарий без Boryana variabilis?

Подумав, я сказал Королю:

— Я готов воспользоваться твоим гостеприимством, но при одном условии.

— Что за условие?

— Ты вернешь мне мою коробку.

— Хорошо, я согласен. Но