Наши поиски завершились опять-таки на Левом берегу, в маленькой галерее совсем рядом с Сеной. В отличие от многих других она была открыта, и владелец был только рад совершить сделку.

– Матисс? Разумеется! – сообщил он. – Прошу вас, садитесь! Кофе? Травяной чай? Бокал вина?

Притащили кресла. Установили мольберт. Величавая помощница начала выносить из задней комнаты большие плоские ящики. Надев белые перчатки, она поместила гравюру на мольберт.

Женщина с обнаженной грудью, в прозрачных шелковых pantalons возлежала на ковре с причудливым узором, совершенно равнодушная к собственной красоте. Она была odalisque , наложницей в гареме, изнеженной пленницей какого-нибудь состоятельного североафриканца. Безмятежное мечтательное лицо, миндалевидные глаза, выбившиеся пряди волос – это мог быть только Матисс.

– А вот это, – Тим перебирал негустой запас австралийских эпитетов, обозначающих восхищение, и остановился на предельном выражении исключительного восторга, – в самый раз.

– Пикассо говорил, – отметил владелец галереи, – что, когда Матисс умер, его одалиски стали его завещанием нам. Вы знаете, Пикассо никогда не бывал в Северной Африке – даже Европы не покидал, – но считал, что и не надо: он мог увидеть ее глазами Матисса.

Ничто так хорошо не продает картину, как немного рекламы от Пикассо. Тим достал кредитку, какую мне раньше довелось видеть лишь однажды. Мой друг, актер Дон Дэвис, которому повезло получить постоянную роль в большом телесериале “Звездные врата”, отвел меня как-то на обед к Fouquet на Елисейских Полях. Персонал, и так сильно впечатленный появлением знаменитости, чуть ли на колени не встал, узрев кредитку.

– Зеленую я видел, – сказал я Дону. – Золотую тоже. Видывал и серую платиновую. И только раз в жизни – черную “центурион”. Но вот такую – впервые.

– Плутониевая, – довольно усмехнулся он. – Безлимитная.

Он запрокинул голову и красноречиво посмотрел на потолок – жест подразумевал всю дорогостоящую недвижимость этажами выше:

– Я мог бы купить все здание целиком.

Владелец галереи принял карту Тима и, к своей чести, даже бровью не повел. После трансакции, сделавшей Тима беднее примерно на небольшой автомобиль, мы ушли, оставив odalisque для упаковки и доставки.

Пиво оказалось очень холодным, и пить его было необыкновенно приятно. Картофельный салат был хорошо приготовлен и приправлен уксусом и красным перцем, а оливковое масло было превосходным. Я посыпал салат черным перцем и обмакнул хлеб в оливковое масло. После первого жадного глотка пива я стал есть и пить не торопясь. Когда с салатом было покончено, я заказал еще порцию, а также cervelas – большую толстую сосиску, разрезанную вдоль на две части и политую особым горчичным соусом. Я собрал хлебом все масло и весь соус и медленно потягивал пиво, но оно уже не было таким холодным, и тогда, допив его, я заказал поллитровую кружку и смотрел, как она наполнялась.

На обед мы отправились в Brasserie Lipp . Всякий, оказавшийся в Париже, должен непременно побывать в Lipp. Brasserie означает “пивная”: раньше пиво варили в подвале узкого здания всего в паре сотен метров от церкви Сен-Жермен-де-Пре. Кое-что сохранилось еще с тех времен. Полы по-прежнему деревянные, в декоре много зеркал и латунных деталей xix века, в меню – основательная плотная еда. Самое популярное пиво здесь то, что варят на месте. В межвоенные годы в Lipp слетались художники, привлеченные скорее хорошей дешевой едой, чем атмосферой. Завсегдатаем был и Хемингуэй. Ему особенно нравились вареные сосиски cervelas , подававшиеся на подушке из холодного нарезанного картофеля с оливковым маслом.

У каждого известного ресторана есть свое особое место – стол, за которым удобно наблюдать и самому быть на виду. У Lipp это застекленная терраса по обе стороны от входа, своего рода витрина, зарезервированная за кинозвездами и лауреатами Гонкуровской премии. Нас с Тимом сослали в заднюю часть, чему мы только обрадовались, поскольку гул голосов, отражаясь от земли, становился столь громким, что разговаривать было практически невозможно.

С мыслями о Хемингуэе я заказал его любимое блюдо: cervelas с картофельным салатом в компании с demi – половинкой – домашнего пива, которое приносили в полулитровом бокале на крепкой ножке.

– Мне, пожалуйста, сардины, – заказал Тим. Вполне логичный выбор для человека, живущего на берегу Индийского океана и привыкшего к свежей рыбе.

Через несколько минут наш официант вернулся, но пока не с едой, а с разного рода мелочами. Маленький стеклянный кувшинчик с зеленым оливковым маслом он поставил рядом с тарелкой Тима, туда же отправилось блюдце с нарезанным зеленым луком (который французы упорно называют “белым”). Затем появилась половинка лимона, обернутая в марлевый чехол и зажатая металлическими щипцами, чтобы выдавливать сок. Еще пару минут спустя – металлическая тарелка с тонкими ржаными тостами, завернутыми в льняную салфетку.

Наконец прибыла наша еда. Мои сосиски с картофелем шмякнули на стол без особых церемоний, которых они вообще-то заслуживали. А вот Тим, несомненно, заказал нечто небанальное, требующее соответствующей подачи. Держа тарелку, на которой под салфеткой лежал некий предмет, официант сорвал покров, явив нашему взору… банку консервированных сардин.

Продемонстрировав изумленному Тиму марку, как это обычно проделывают с бутылкой вина, он открыл крышку, опрокинул содержимое на тарелку и, бодро пожелав нам “ Bon appetit! ”, удалился.

Мне следовало предвидеть удивление Тима. Он ожидал свежие сардины на гриле – самое обычное блюдо в австралийских ресторанах. Мне не пришло в голову объяснить, что для французов некоторые консервированные сардины считаются блюдом такого качества, что становятся “коллекционным” деликатесом. Лучшие вылавливаются весной, когда рыба жирнее всего, и приберегаются для высокой гастрономии. Часто производители жарят или тушат рыбу перед тем, как ее законсервировать. Один знаток так описывал их вкус: “Сложный, почти неуловимо рыбный, очень пикантный, насыщенный и полный”. Сардины с красным ярлыком совсем особенные. Они гарантированно доставляются на землю не более чем через двенадцать часов после того, как были выловлены, в тот же день их чистят, обжаривают в подсолнечном масле, хранят четыре месяца до продажи, а затем отправляют на прилавки с этикеткой, на которой указаны не только день ловли, но и название лодки. Одна из главных компаний, Connetable , выпускает “коллекционные” сардины, которые продаются по 14 долларов за банку. Покупателям рекомендуют выдерживать их по несколько лет, как вино, переворачивая время от времени, чтобы сбалансировать вкус.

– Что меня действительно поразило, – позже признался Тим, – так это, что ты и глазом не моргнул. Я был уверен, что это какой-то розыгрыш.