– Скатерти? – переспросил я.

– Покрывать столы, – разъяснила мне, бестолковому, Ирина Ивановна.

– У нас только один стол, и мы его не покрываем.

– Что ж братьям-то Вике дарить?

– Портативный компьютер, – вырвалось у меня. Сам хотел подарить жене, да финансы не позволяли.

– Усекла! – заговорщически проговорила теща. – Бывай, Витюша! Хорошо поговорили, сердце успокоилось. Береги Викулю!

Положив трубку, я подумал о том, как бы избежать нашествия Викиной родни, не присутствовать.

Получилось само собой. Я не смог вырваться с работы… Вру, смог бы, конечно, просто не захотел, нашел повод. Они приехали с дарами, познакомились с папой, накрыли стол, пили, ели, горланили песни – все по-людски. Я пришел поздно, Вика уже проводила родителей и братьев на автостанцию и вернулась. Заглянул к папе, он не спал, читал книгу.

– Сыночек! Какие замечательные, искренние, открытые люди!

У папы все замечательные, вплоть до террористов, которыми движет великая, хоть и ошибочная идея. Мама говорила, что ей повезло выйти замуж за последнего романтика эпохи.

Первые месяцы семейной жизни были прекрасны. Появились новые запахи – волнующе-приятные, воздух обновился, да и общая атмосфера была радостно-веселой. Вечерами я рвался домой, мой папа поправился на несколько килограммов, и с его лица не сходила улыбка.

Каждое утро Вика спрашивала, что приготовить на обед (для папы) и на ужин (для всех). Нам с отцом был неважен рацион, но Вику расстраивало наше равнодушие. Папа хитро интересовался: «Ваши пожелания, Вика?» – и соглашался на любое меню. Я иногда хулиганил. Сказал, что хорошо бы чебуреков отведать. Не станет же Вика возиться с этим восточным блюдом? Пришел вечером домой, а на плите булькают в масле румяные чебуреки. Отлично пошли под холодное пиво, за которым я сбегал.

В другой раз спрашиваю Вику:

– А слабо тебе манты сделать?

Жена задумалась, нахмурилась, потом просветлела лицом:

– Мантоварка есть у двоюродной сестры, я съезжу к ней, попрошу.

– Вика, забудь! Я пошутил. Переться на другой конец города за какой-то манто… извиняюсь… варкой.

Но Вика все-таки поехала и манты приготовила – объедение. Папа был в восторге от ее щей-борщей, солянок и домашней лапши. Папа уговаривал Вику готовить супы на три дня, но Вика стояла твердо – только на два дня, ее мама говорила, что на третий день надо отдавать свиньям. Папа в шутку предлагал завести маленького поросенка – такая вкуснятина в канализацию отправляется. Постепенно мы с отцом привыкли к вкусной еде, оценили развлечения гурманов. И утреннее обсуждение меню уже не казалось мне обломовской утехой людей, смысл жизни которых заключается в переваривании пищи. Единственное, от чего я не отступился, так это от запрета на винегреты-салаты. Твердо заявил жене – никаких поструганных продуктов, заправленных майонезом, меня от их вида тошнит.

Моя жена обладала быстрым и пытливым умом, хорошей памятью, схватывала на лету достаточно мудреные вещи, связанные с экономикой. Но если образование понимать как сумму знаний: прочитанных книг, увиденных фильмов, размышлений над проблемами вечными и предвечными, обсуждений их с друзьями, – то надо признать, что образование Вики сильно хромало. В ее кругу обсуждали личную жизнь эстрадных див и прочих «звезд», телевизионные ток-шоу, напоминающие скандальные откровения базарных сплетниц. Разговоры на подобные темы, унижающие человеческое достоинство, я запретил решительно и безоговорочно. Имея скудный интеллектуальный багаж, Вика умела выглядеть подкованной девушкой. Она не следила за литературой, в отличие от меня, не очень любила читать, но модную новинку обязательно прочитывала и могла поддержать беседу, пустить пыль в глаза, представ дамой культурной во всех отношениях. Замаскированное невежество Вики – продукт воспитания в семье, где больше обращали внимание на то, чтобы внешне все было «по-людски», а развитие внутреннего мира никого не волновало. К счастью, несмотря на такое воспитание, у Вики сохранились уникальные природные качества. При том, что Вика совершенно не разбиралась в себе самой, во мне, во всех близких и родных, с кем чувствовала общую кровеносную систему, она потрясающе точно судила о посторонних людях. Если человек не входил в число любимых и избранных, Вика каким-то внутренним чутьем понимала и раскалывала его безошибочно. Интуиция у Вики на грани психологического феномена.

Как-то мы были в гостях у моего приятеля. Отлично провели вечер. Но по дороге домой Вика спросила о моем друге:

– Он собирается бросить семью?

– С чего ты взяла? – Я споткнулся от удивления.

– Просто показалось.

Приятель и его жена были веселы, их дети забавны. Ничто: ни взгляд, ни слово, ни жест, ни выражения лиц – не могли навести на абсурдную мысль, которая пришла Вике в голову. Я допытывался, откуда у жены столь дикие предположения. Она не могла объяснить, только твердила: «Мне показалось».

Через неделю приятель позвонил, сказал, что ушел из дома, что у него другая женщина.

Своего начальника Эдуарда или Эдуардовича – не помню, как его звали, Вика охарактеризовала убийственно:

– Он благостный, гладкий, расслабленный, всех зовет «голубчик». Мне кажется, он стащит пятаки с глаз покойника и не перекрестится.

Вика, конечно, прочитала нашумевшую книгу Санаева «Похороните меня за плинтусом». А потом мы посмотрели фильм по этой книге. Я ожидал, что Вика снова заговорит о том, что это-де все отвратительные утехи героев-извращенцев. Но Вика вышла из кинотеатра странно притихшая.

– Как тебе кино? – спросил я.

– Потрясающе.

– Потрясающе гадкие герои в нежизненных обстоятельствах, придуманных больным воображением? – подсказал я Вике ее предыдущие отзывы о книге.

– Что? Да, то есть нет, – Вика словно не могла очнуться от морока. – Как она играла! Боже! Как она играла! Это Шекспир. Нет, Шекспир отдыхает.

Оказывается, Вику потрясла игра Светланы Крючковой. И сам я, по трезвому размышлению, отбросив рассуждения о сюжете, конфликте, художественных достоинствах картины, полностью согласился: игра Светланы Крючковой в фильме «Похороните меня за плинтусом» гениальна. Мы давно не видели ничего подобного, если вообще когда-нибудь видели.

Не стану описывать нашу интимную жизнь, потому что она касается только нас двоих. Любые размусоливания на эту тему мне кажутся вульгарными. У человека в личном пространстве должны быть области, в которые заказан вход чужим. Меня всегда коробило, когда приятели цинично говорили о женщинах как о самках, с которыми провели случку. Хотя вслух я своего отношения не высказывал, не принято в мужских компаниях выставлять себя наивным гимназистом.

Я могу только сказать, что очень любил Вику. Любил на нее смотреть – прямо в глаза и тайком, украдкой, когда она не замечает, что я подсматриваю. И я очень любил ее любить. Точка.