Светлана рухнула вниз, и как раз вовремя. Где-то в тишине сработал спусковой крючок и раздался выстрел. Зеркало, висевшее на стене напротив, лопнуло и рассыпалось осколками.

Девушка, еще не понимая, что случилось, обескураженно посмотрела на Виктора.

— Это называется самострел, — спокойно сказал тот. — Такие в лесу ставят на крупную дичь — лося, оленя…

Через десять минут Лавров и Соломина, как ни в чем не бывало, спустились к завтраку.

— Это что? — удивленно спросил Виктор, когда Антуанетта внесла на подносе четыре горячие шаурмы.

— Шаверма, — с гордостью ответил Аднан.

— Не надо меня с ней знакомить. У нас эта дрянь продается на каждом углу. Вчера ты нас угощал гораздо лучше.

Впрочем, «угощал» — слово неподходящее. Вчера после ужина Антуанетта взяла с Лаврова такие деньги за это угощение, что мало не показалось.

— Мой склад, что на той стороне улицы, разбомбило. Там было все, — удрученно ответил Насралла.

Виктору вдруг стало стыдно. Он понял, за счет чего Аднан выживал последние несколько недель. Ведь в воюющей стране ни о каком туризме речи быть не могло, и отель пустовал. Оставалось одно — быстрое и доступное питание.

— Ну что ж, шаурма так шаурма, — вздохнул Лавров и отхватил приличный кусок.

Сейчас уже трудно установить, где именно, в какой арабской стране впервые стали стряпать шаурму, но не вызывает сомнений, что родина ее — Ближний Восток. Во всех арабских странах это блюдо называют «шаурма», а в Израиле и Сирии — «шаверма», на арамейский манер. Надо полагать, что Иисус Христос тоже произносил «шаверма». Поскольку употребление свинины в пищу в арабских странах немыслимо, то шаурма бывает только с бараниной или курицей. А шаверма возможна и со свининой.

Светлана с интересом смотрела, как Виктор уплетает шаурму, но сама попробовать не решалась.

— Шаверма — волшебная вещь, — соблазнял ее Виктор.

— Ты же сказал, что это гадость.

— Это у нас гадость, кошечки-собачки. А здесь шаверма настоящая. Ешь.

Светлана такой еды никогда раньше не пробовала, но, надкусив свой «лапоть», почувствовала вкус настоящей баранины и просветлела:

— О! Вкусно!

— Еще бы! — подтвердил Виктор. — Покупаешь сверток лаваша дешевле кружки кофе, но потом кажется, будто съел трех слонов… Аномально жирных… Беременных… Тройнями.

Светлана чуть не подавилась от таких комментариев.

Антуанетта поставил на стол какую-то мутную жидкость в чашках.

— Это сус — напиток из корня солодки и щепотки соды.

— Какая гадость, — поморщилась девушка.

— А ты попробуй, — настаивал Виктор, отхлебнув из своей чашки. — Кисленько. Приятно…

Светлана, прожевывая кусок шаурмы, доверилась ему и сделала глоток из чашки. В ту же секунду приступ тошноты подкатил к ее горлу. Надо сказать, Виктор забыл предупредить спутницу, что с первого раза сус приятным не кажется. Поэтому девушка пулей вылетела из маленькой столовой.

— У нее повышенная кислотность, наверное, — пояснил Антуанетте и Аднану киевлянин.

Виктор пил эту кислятину и вспоминал, что в Могадишо, столице Сомали, ему довелось попробовать всякой национальной еды, но бывалые земляки отговаривали его лишь от напитка сус, говоря, что большей гадости они еще не пили. И все же Виктор попробовал и привык. Поэтому в Маалюле этот напиток его нисколько не смутил.

— А где же ваш гость? Этот, как его, Замуддин, — спросил Виктор.

— Захреддин, — поправил араб. — У него сейчас пост, и он ничего не ест и не пьет.

Виктор посмотрел на Аднана. Тот с особым уважением говорил о пожилом мусульманине, хоть сам убеждал всех, что лично его бог — деньги. Значит, не только деньги. Что в этом Аднане? Забавный, не по годам энергичный человек с изувеченной ногой. Он уехал из США на родину, где потерял все свои сбережения. При этом не обозлился на всех и вся, оставался общительным и неравнодушным. Он араб. Не бывает плохих национальностей, бывают плохие люди, которые говорят, что бывают плохие национальности. Вот такой невеселый каламбур.

Есть жестокая несправедливость истории в том, что арабский мир стал для всего остального человечества синонимом проблем, и исключительно из-за того, что является источником нефти. С подачи «миллиардерских» СМИ, стремящихся угодить своим хозяевам, положившим глаз на эту нефть, всему свету внушают, что арабы — изгои мира, дикари, что их нужно уничтожить.

Словно не именно здесь было засеяно пшеницей самое первое на планете поле, не здесь зародилась письменность, не от арабского мира европейские математики получили такое понятие, как ноль. Трудно себе представить, что древнеегипетские пирамиды, древнегреческие города и храмы, римские дороги и акведуки были рассчитаны без применения ноля. Европейцы ноль и другие цифры узнали от арабских торговцев лишь в Средние века. Картами арабских картографов Европа пользовалась до самой середины XIX века. А сейчас? Что творится сейчас? Несправедливо и гадко…

— Ах ты ж, твою дивизию! — заорал Лавров.

Это мстительная Светлана украдкой подобралась к нему сзади и вылила за шиворот стакан холодной воды:

— Вот тебе за твой сус!

Виктор втянул голову в плечи, потом подскочил, как ошпаренный.

— Ты что делаешь, женщина?! Это же вода! — в ужасе закричал Аднан.

Такое отношение к пресной воде в стране, где есть пустыня, считается чуть ли не преступлением.

— Ну подожди у меня!

Виктор бросился за убегающей Светланой.

— Убей ее! — сверкая глазами, кричал на английском подошедший мусульманин Захреддин.

— Ага! Обязательно! — ответил Виктор и понесся за Светланой на второй этаж…

4

— А потом меня от боснийских сербов-мусульман отправили учиться в Судан, — задумчиво рассказывала Светлана Виктору.

Они лежали на кровати, уставившись в потолок, будто там показывали историю ее жизни.

— Я училась у знаменитого доктора Хасана ат-Тураби…

— Погоди! Это тот, которого прозвали выдающимся исламским мыслителем? — удивился Лавров.

— Ага. А еще шефом боевого исламского интернационала. Очень такой улыбчивый дядечка.

— Я не сомневаюсь, — с иронией заметил Виктор.

— Ты зря смеешься, — не поддаваясь на провокации, серьезно сказала Светлана. — Он мне открыл глаза на многие вещи.

— На хиджаб, например? Открываешь глаза, надеваешь и больше не снимаешь никогда.

— Кстати, вот как раз про хиджаб он и говорил, что носить его или не носить — дело самой женщины.

— Ну не за это же его прозвали «черным папой терроризма»? — продолжал дразнить ее Лавров.