Признание получено. А оно накладывает обязательства. Любишь? Докажи!

Когда о любви «допрашивать» рановато, выбирают вариант «полегче».

– Я тебе нравлюсь?

– Нравишься.

Ответить «нет», если встречаешься, – некрасиво. А если человек нравится, то принято для него что-то делать.

Представленные диалоги имеют манипулятивный характер. Манипулятор(ша) вырывает «признания», дающие в будущем односторонние преимущества в виде негласных обязательств. Возможно, уже вскоре будут высказаны некая просьба или пожелание, и отказать в их исполнении станет труднее, поскольку после высказанных признаний отказ сопряжен с чувством вины.

Мишенью воздействия во всех этих манипуляциях являются стереотипы поведения – не принято расстраивать человека, с которым встречаешься. Приманка – желание не ухудшать отношения.

«Тебе нравится мое новое платье?»

Задавая этот вопрос, женщина демонстрирует мужчине свой наряд, надеясь на бурное восхищение. Если таковое не последует, это повод для упреков, создающих у мужчины чувство вины: «Ты совсем на меня не обращаешь внимания! Или: «Купи то, в чем я тебе понравлюсь».

Как тонко подметил английский государственный деятель, публицист и критик Джон Морли:

Самая сильная в мире вода – женские слезы

Мужчины с трудом переносят эту пытку, и женщина может несколькими слезинками склонить мужчину к нужному ответу.

Конечно, любовные приключения, о которых мы рассказали в начале этого параграфа, не обходятся без последствий, порой совсем неожиданных.

Поздним вечером два друга, возвращаясь с рыбной ловли, застряли на дороге. Зашли в первый попавшийся дом к симпатичной фермерше. Через три месяца один из них получает письмо. Внимательно ознакомившись с его содержанием, он снимает трубку и звонит приятелю:

– Признайся, Том, в ту ночь у тебя ничего не было с фермершей?

– Было дело, а что?

– А то, что ты назвался моим именем и оставил ей мой адрес.

– Только не делай из шутки трагедию!

– И не собираюсь.

– Чего же ты тогда звонишь?

– Просто хочу сказать, что пять минут назад я получил извещение от нотариуса о том, что та фермерша умерла и записала на мое имя все свое хозяйство и полмиллиона долларов. Спасибо, дружище!

В период наиболее романтических отношений, незадолго до свадьбы, девушка говорит жениху:

– Милый, я умею готовить только бутерброды!

Жених счел сказанное шутливым преувеличением и кокетством.

А зря. Став супругой, молодая хозяйка и не думает готовить: «Я ведь тебя предупреждала! И ты с этим согласился».

Мишенью в этой манипуляции является чувство вины мужа: сам виноват. Приманкой – кажущееся преувеличение: яичницу, например, может сделать даже самый последний неумеха.

Мать учит сына, который встречается с девушкой:

– Если не хочешь ее провожать, в конце встречи с ней сделай вид, что она тебя чем-то обидела, и можешь спокойно ехать домой, а я не буду волноваться, что ты поздно вернешься.

Манипуляцию «Обиделся» мы уже встречали во взаимоотношениях супругов. Как видим, она может передаваться из поколения в поколение.

Мать регулярно дает понять ребенку, что именно из-за него она не устроила личную жизнь: «Я бы не раз могла выйти замуж, но боялась, что отчим будет плохо к тебе относиться» или «Кому я нужна с ребенком, вон сколько свободных женщин». Видя в ребенке причину своих бед, мать вызывает у него непроходящее чувство вины перед ней. Это сильно травмирует неокрепшую детскую психику.

Некоторые родители стремятся создать собственный образ «сверхродителя» – человека, который никогда не ошибается и всегда прав.

В чем манипулятивность этой родительской позиции? Она комфортна для родителя, поскольку сознание собственной непогрешимости льстит его самолюбию. Но сравнение себя с «непогрешимым» родителем вызывает у ребенка обостренное чувство вины за то, что он такой беспомощный, и это препятствует становлению его как личности. То есть родитель получает положительные эмоции, вызывая отрицательные у ребенка. Односторонний характер преимуществ, получаемых родителем, очевиден.

В результате ребенок или будет бороться за себя, или покорится, или сделает вид, что покорился. В первом случае возникает непрекращающийся конфликт, во втором – вырастет безынициативный человек, в третьем – ребенок, покорный в семье, будет компенсировать это агрессивностью вне пределов семьи (как тут не вспомнить поговорку: «В тихом омуте черти водятся» или удивление окружающих: «Из благополучной семьи – и в преступники»).

Дело в том, что манипулятивный характер воздействия со временем раскрывается. Подросток видит, что мать, которая ставит ему в вину свою «загубленную жизнь», на самом деле обладает таким характером, что и без ребенка ее никто не возьмет замуж. А «непогрешимый родитель» ошибается не меньше, чем любой другой.

Почувствовав на себе силу манипуляций, жертвой которых он был, ребенок понимает, что ими можно достигать (хотя бы в краткосрочном плане) своих целей. Но ведь именно ближайшие цели являются для него главенствующими! Так родители своими манипуляциями, сами того не подозревая, растят манипуляторов.

При желании родителям нетрудно организовать «обиду» на детей, чтобы с ее помощью вызвать у них чувство вины.

Вот некоторые ключевые фразы, которые произносят в подобных ситуациях, поскольку только страдающего выражения лица бывает недостаточно:

«Иди и радуйся, и не думай о том, что у меня болит голова».

«Не беспокойся обо мне. Зачем тебе думать о таких пустяках».

«Я рада, что это случилось со мной, а не с тобой».

И так далее в том же духе. Овладев техникой «страдания», можно наделить чувством вины любого, даже очень стойкого человека, тем более – ребенка.

Запреты имеют цель вызвать чувство вины при их нарушении. Когда их слишком много и они надуманны, запреты приобретают манипулятивный характер: взрослые получают дополнительные возможности для наказания ребенка. Однако детская непосредственность нередко опрокидывает самые хитроумные приемы взрослых.