Мы с особистом подошли к задержанным. Два бойца средних лет и совершенно непримечательной внешности.

— Кто вы такие?

— Мы связисты 56-й стрелковой дивизии. Нас направили сюда для проверки связи.

— Товарищ майор, — повернулась я к особисту. — Это ваши бойцы?

Он внимательно посмотрел сначала на одного, потом на другого.

— Никак нет, товарищ лейтенант. Первый раз вижу.

Все понятно. Осталось решить один вопрос.

— Товарищ майор, давайте немного отойдем.

Майор уже начал понимать, в чем дело, и без возражений отошел со мной метров на двадцать.

— Товарищ майор. Моя группа проводила проверку действий связистов вашей дивизии по обнаружению и устранению неисправностей в проводной связи. Но эти двое к вашей дивизии никакого отношения не имеют. А на столб с проводами залезть хотели.

— Отсюда следует, — прервал меня майор, — что никакие они не связисты, а шпионы и хотели либо связь нарушить, либо подключиться для прослушки.

— Вот именно. Поэтому давайте сделаем так. Напишем в отчете, что сотрудниками НКГБ Белоруссии совместно с особым отделом 56-й стрелковой дивизии были задержаны два подозрительных человека, выдававшие себя за бойцов дивизии. Задержание непосредственно проводил лейтенант НКГБ Геворгян.

Майор быстро сообразил, что с этого он тоже поимеет свой профит, и сразу согласился.

— Куда будем их доставлять, товарищ лейтенант?

— Предлагаю сначала доставить их в особый отдел дивизии для предварительного допроса, а потом связаться с начальником НКГБ Барановичской области майором Григорьевым. Он скажет, куда их переправить. Только вот еще что. До конца недели прошу не сообщать вашему комдиву о том, что мои люди здесь делали. Это секретная операция.

— Договорились, товарищ лейтенант.

Задержанных посадили в грузовичок с бойцами, и мы уже на двух машинах и одном мотоцикле двинулись в дивизию. Там этих типов быстро увели, а я побежала разыскивать Мехлиса. Геворгяна прихватила с собой — лейтенант отличился, и пусть его за это похвалит высокое начальство.

Мехлис в это время беседовал с комдивом, поэтому я попросила адъютанта комдива доложить Мехлису обо мне, и мы остались ждать снаружи. Минут через десять вышел Мехлис, увидел нас и кивнул, чтобы мы подошли.

— Что у вас, Аня, случилось и почему сюда приехала ваша группа?

— Товарищ армейский комиссар первого ранга. Прошу отойти в сторону, чтобы я могла обо всем доложить.

Мехлис на пару секунд задумался, потом кивнул, и мы отошли на несколько метров. Тут я доложила, что во время проверки линии связи товарищ Геворгян проявил похвальную бдительность и его бойцы задержали двух крайне подозрительных людей, выдававших себя за бойцов этой дивизии. Не забыла упомянуть и о помощи начальника особого отдела дивизии. Мехлис немного оторопел от моих слов, но быстро сориентировался. Он объявил благодарность Геворгяну и его группе за четкие действия и отпустил. Тот ушел очень довольный. Не каждый день получаешь благодарность от члена правительства. Потом подозвал начальника особого отдела дивизии и тоже объявил ему благодарность. Затем, когда все посторонние отошли, Мехлис обратился ко мне:

— Теперь прошу вас, Аня, подробно доложить, как все происходило.

Я все рассказала.

— Вы действовали совершенно правильно, — одобрил Мехлис. — По возвращении в Москву я информирую об этом товарища Берию. Выражаю вам благодарность.

— Служу трудовому народу, — вытянулась я точно так же, как за несколько минут до этого тянулся Геворгян.

Еще полтора дня мы работали, если можно так сказать, в штатном режиме, но на второй день после обеда Мехлис, после очередного «разбора полетов» мрачный как туча, заявил:

— Считаю, что проверку следует прекратить. Уже совершенно понятно, что результаты крайне неутешительны, о чем я сейчас доложу товарищу Сталину. Уверен, что оставшиеся два дня покажут примерно то же самое. А у нас, возможно, — тут он кинул быстрый взгляд на меня, — времени на исправление ситуации почти не остается.

С этими словами Мехлис вышел, чтобы позвонить по ВЧ наверх, а мы остались вдвоем с Серковым, причем теперь на меня уставился уже майор.

— Мне почему-то кажется, Аня, что у вас и у товарища Мехлиса есть какая-то дополнительная информация, которой в Генштабе не знают.

— Товарищ майор. О том, что знают и чего не знают в Генштабе, спрашивать надо не у меня, да и не у товарища Мехлиса, так как не мы определяем, кому и что сообщать.

Майор увидел, что даже если я о чем-то и знаю, то говорить не намерена. Впрочем, как человек военный, да еще работник Генштаба, он меня прекрасно понял и, надеюсь, не обиделся.

Минут через тридцать вернулся Мехлис:

— Товарищи командиры. Через десять минут мы выезжаем в Минск. Там нас будет ждать самолет. Вместе с нами полетит товарищ Павлов. Охрану я уже предупредил. Собирайтесь.

А чего собираться? Взяли свои немногочисленные вещички и в машину. И пяти минут хватило. Через два часа к нашему кортежу присоединились две машины Павлова, и всем кагалом мы въехали на аэродром. Еще через тридцать минут мы уже взлетели и взяли курс на Москву. Выглянув в иллюминатор, я заметила, что параллельно нашему курсу летит самолет. Посмотрела в иллюминатор другого борта — и там виден самолет.

— Это наше сопровождение, — пояснил Серков.

— А когда мы летели в Минск, они тоже были?

— Конечно. Члена правительства полагается охранять не только на земле, но и в воздухе. Вы просто тогда на это внимания не обратили.

Ух, какие же мы важные персоны! Пусть главный — Мехлис, но мы ведь при нем. Значит, можно считать, что и нам положена такая охрана, как людям из аппарата правительства.

Ладно, пока летим, есть время немножко подумать. Что, если весь список выявленных проблем и недостатков упорядочить (ну въелась в меня эта привычка упорядочивать информацию — в конце концов, я программер или кто) по степени ответственности Павлова: например, за общую организацию дел в округе отвечает именно он, а за некомплект личного состава или, скажем, явную нехватку транспортных средств всю ответственность на него возлагать не стоит. И так далее. В самолете авторучкой писать неудобно, ухабы, то есть воздушные ямы, попадаются. Сама я вроде бы не очень от этого страдаю, но авторучка из-за тряски может давать кляксы, что нежелательно. Поэтому я в первый раз решила использовать второй компонент подарочного набора — карандаш. Выпросила у запасливого Серкова пару листов бумаги и стала чиркать на них свои мысли по этому поводу. Ясное дело, что Серков бумагу выдал мне не просто так, а поинтересовался, «на что, мол, нужен барину фрак?».[9]Я от коллеги секретов не держу (кроме государственных), поэтому майор вытащил листки и для себя — чем он хуже!