Эдвин покорно склонил голову.

— Хорошо, отец. Я сделаю так, как вы хотите.

— тогда собирайся, — холодно обронил родитель, — Эскис, дайте этому недоразумению одежду и обувь.

на пол шлепнулся матерчатый мешок. Вот так, не в руки дали, а на пол — знай свое место, принц Эдвин.

он поспешно наклонился, чтобы никто не видел выражения лица, подхватил мешок и отвернулся. Внутри оказались сапоги, штаны и изрядно потрепанная куртка, но он и не ждал чего-то иного.

— Поторопись, — сказал отец, в голосе стальными шариками каталось презрение, — тебя ждут.

— Кто?

— наш надежный человек, — ответил за короля министр Эскис, — встретит вас у запасного выхода.

— Куда меня отведут? — одеваясь, Эдвин все еще пытался вызнать, что же его ждет.

Из одной темницы в другую?

— В Ратском лесу есть охотничий домик, — нехотя сказал король.

— никогда о нем не слышал.

— Естественно, не слышал. Я постарался, чтобы ты никогда о нем не слышал. Потому что именно там твоя мать, эта высокородная шлюха, изменяла мне…

«А, вот оно что», — Эдвин даже не удивился этому.

И, что бы оправдать в мыслях добрую и славную мать, добавил про себя: просто так не изменяют, тем более, королевы. И, значит, ты тоже был виноват перед ней, сволочь.

— Вот и посидишь там, пока все не утихнет, — подытожил король, — оделся? тогда иди к выходу, тому, что в левом крыле. тебя встретят.

— Разве ты меня не проводишь, папенька? — елейным голосом поинтересовался Эдвин.

— незачем, — обрубил отец, — иди.

Эдвин хотел было подобрать с пола флягу, оставленную Мартином — но передумал, потому что тогда станет ясно, что кто-то его навещал.

Верги с ними, пусть думают, что принц Эдвин — одинок и отвержен всеми, это даже на руку.

Когда Эдвин проходил мимо Эскиса, тот сунул ему в руку свежий факел и кивнул. Эдвин криво ухмыльнулся, пошел вперед, по темному коридору, не оглядываясь.

Его так и подмывало куда-нибудь свернуть, затаиться в замке и ни в какой охотничий домик не идти. Уже завтра наследный принц понадобится в столице. Завтра… Когда темное заклинание Мартина сработает.

но, спиной чувствуя взгляды отца и министра, он все же шел в нужном направлении. Факел потрескивал, плевался колючими искрами, и звуки шагов умирали среди толстых каменных стен.

«но я вернусь. Вернусь», — бухало в висках весте с пульсом.

Да, он пересидит в этом верговом охотничьем домике, и обязательно вернется. И станет королем. И тогда каждый, кто посмел посмеяться над неудачливым принцем, будет плакать кровавыми слезами. А что он сделает с герцогом Велье! о-о, здесь надо будет проявить фантазию, но она у него имеется, это точно.

Потом Эдвин уперся в узкую винтовую лестницу, которая должна была привести его к запасному выходу из замка. С трудом протискиваясь сквозь низкий и узкий арочный проем, он наконец добрался до выхода: деревянная дверь была приоткрыта, куда-то в туманную ночь, и свет факела делал темноту гуще и жирнее. Словно сажа, странным образом намешанная с бледными хлопьями тумана.

Эдвин ругнулся и бросил факел на каменный пол. тот зашипел, рассыпался искрами и погас. А за дверью по-прежнему поджидало неведомое, и внезапно Эдвин поймал себя на том, что совершенно не верит собственному отцу. Что замыслил старик? Хотелось бы знать, очень…

но идти все равно было нужно. не сидеть же перед этой дверью до утра? И Эдвин аккуратно толкнул пересохшую деревянную створку, сделал маленький, осторожный шаг вперед. Было темно, хоть глаза выколи. он увидел далекие звезды, рассыпанные по небосводу, увидел хозяйственный блок шагах в двадцати и… там его действительно ждали. Прислонившись к стене, стоял мужчина, закутанный в плащ с наброшенным на голову капюшоном.

«Верг знает что», — подумал Эдвин и решительно двинулся вперед.

Кроме этого мужчины, вокруг не было ни души. Это не нравилось, но что поделать? Эдвин преодолел разделяющее их расстояние, остановился в двух шагах от незнакомца.

«ну, Эскис, ну ты и гад».

— Приветствую, — сказал Эдвин мужчине.

тот молча кивнул и махнул рукой вперед, за конюшни, туда, где могла быть запасная калитка для выхода из замка.

— могу я узнать твое имя? — сделал вторую попытку Эдвин.

Вся его интуиция кричала, вопила о том, что не следует идти с этим незнакомцем.

может быть, самое время повернуть обратно?

особенно пугал глубоко надвинутый капюшон: под ним была только тьма, ни проблеска.

но мужчина внезапно хмыкнул и ответил:

— Карруш, ваше высочество. меня зовут Карруш. Следуйте за мной, нас ждут лошади.

У Эдвина слегка отлегло от сердца, и он покорно пошагал следом.

нет, по-прежнему ему ничего не нравилось, но теперь, когда прозвучало имя, стало не так тревожно.

— ты — от Эскиса? — спросил он, когда зашли за угол конюшен.

Здесь пахло свежим навозом, сеном. В ночи изредка фыркали лошади.

— от Эскиса, — ответил Карруш и, как показалось Эдвину, тоже фыркнул.

«Да что я смешного спросил?»

Их разделяло не больше шага, когда Карруш внезапно повернулся — стремительно, всем телом, и Эдвин увидел блеск оружия.

он даже подумать ничего не успел.

но тело — тренированное тело — не подвело. Действовало куда быстрее мыслей.

Эдвин успел блокировать удар Карруша, направленный в живот, успел отшатнуться. но Карруш оказался отменно подготовленным убийцей — вот цена твоим обещанием, папенька! — и стремительно нанес второй удар, уклониться от которого Эдвин уже не успел.

огнем полоснуло вдоль предплечья, и мгновенно рукав наполнился кровью. А потом Эдвин как-то внезапно очутился на земле, и сверху навис Карруш, и прямо в глаза сверкнуло узкое лезвие кинжала. несколько мгновений они молча боролись, и Эдвин с внезапной ясностью осознал, что — все. Его рука слишком быстро слабеет, да и боль дает о себе знать.

— Да как ты посмел? — выдохнул он в перекошенное злобой лицо убийцы.

Впрочем, зря.

И острие все ближе к глазу.

Верги… как все неправильно…

— Сдохни! — прошипел Карруш, делая последнее движение.

И Эдвин успел почувствовать, как ледяная сталь входит в глаз, вымывая горячей кровью все мысли, да и его самого… Это было так ярко, и так страшно, что он успел закричать — и кинжал остановился в волоске от глаза. Что-то случилось — что-то непонятное, неожиданное.

Эдвин дернулся, стряхивая с себя убийцу — тело показалось слишком мягким, рыхлым. И тело это, похоже, разваливалось комьями на глазах.