Загудели клаксоны, заскрипели тормоза. Удар оказался таким сильным, что содрогнулся, казалось, весь крохотный город. Три машины столкнулись лоб в лоб. Ледокол старика оказался самым крепким. Выбросив облако пара из-под сложившегося в гармошку капота, он замер на перекрестке. Две другие машины отскочили от ледокола, как кегли от брошенного шара. Убийцы могли собраться, могли избежать серьезных повреждений, но им нужны были травмы. Поэтому, когда их машина кувыркалась, вылетев на тротуар, они просто сидели, позволяя непрочной конструкции калечить свои тела. Кровь из разорванной плоти брызнула на разбившиеся стекла. Пара подростков испуганно отскочила в сторону. Коджи видел лицо девушки – еще совсем юное, невинное. Видел, как подворачивается ее нога, как болезненно кривятся губы и эта невинная девочка рождает совершенно неожиданно целую серию брани.

Одновременно с этим на другой стороне улицы машина, за рулем которой была женщина, врезалась в столб, изогнулась, словно язык, попытавшийся облизать этот столб. Стекла в машине лопнули. Лопнула и лампа, установленная на столбе, осыпав машину мишурой разноцветных осколков. Солнце отразилось от них, сверкнуло, приковав взгляд Коджи. Он отвлекся лишь на мгновение, но этого хватило, чтобы рулевое колесо врезалось ему в грудь, раскололось и, вспоров татуированную плоть, обнажило белые ребра. Кровь брызнула фонтаном, заливая салон искореженного автомобиля.

* * *

Силовики «Тиктоники» приехали спустя десять минут. На этот раз работы для них не было. Разве что вызвать медицинскую бригаду из реабилитационного центра да помочь им извлечь людей из поврежденных машин. Ледокол старика почти не пострадал. Сам старик разбил себе голову. Когда силовики заглянули в салон его машины, старик раскачивался и напевал что-то бессвязное, непонятное. По лицу его текла кровь. Рана была серьезной – череп не выдержал удара, плоть лопнула, и в открывшейся полости был виден мозг. Старик ни на что не реагировал. Он продолжал раскачиваться и тихо петь, даже когда приехавшие врачи повели его в свою машину.

С другими пострадавшими все было куда сложнее. Молодые татуированные убийцы – правда, тогда еще никто не знал, что они убийцы, – были залиты кровью и едва дышали. А девушка в обернувшейся вокруг фонарного столба машине вообще безнадежно застряла среди груды искореженного железа. К тому же на заднем сиденье врачи обнаружили мужчину. От удара он потерял сознание, а когда пришел в чувство, спешно выбрался из машины и, находясь в состоянии шока, начал умолять врачей отпустить его домой к жене и никому не рассказывать о том, что видели его с любовницей.

Досталось и девочке-подростку – растянутая лодыжка распухала буквально на глазах. Ее мальчик стоял рядом и завороженно разглядывал искореженные машины. Врачи не замечали их, пытаясь вместе с силовиками освободить застрявшую женщину. Ее любовник, которого они перестали держать, вытер разбитый нос и, запрокинув голову, чтобы не текла кровь, побрел спешно прочь, спасаясь от взглядов собиравшихся на месте аварии любопытных жителей. Один из силовиков подошел к молодым татуированным убийцам и спросил, что они делают в городе.

– Мы здесь проездом, – соврал Макото, изображая на лице невыносимые страдания.

Открытая рана Коджи, обнажая ребра, вызвала у силовика тошноту. Сам Коджи выглядел так, словно продолжает жить лишь каким-то чудом. Силовик засуетился и позвал к убийцам медика. Врач осмотрел их раны и велел силовикам срочно отнести убийц в машину – хотя для врача они были лишь пациентами, да и вся эта кровь, забрызгавшая их тела, скрывала большую часть нейронных татуировок. Силовики уложили Коджи на носилки. Девочка с растянутой лодыжкой смотрела на него с какой-то черной завистью, словно не понимала, как это медики могут спасать этого человека и не замечать ее вывих. Коджи встретился с ней взглядом и подмигнул. Девочка скривилась, фыркнула и демонстративно отвернулась.

Где-то далеко заскрежетал металл. Машину с застрявшей женщиной буквально отрывали от фонарного столба. Что было дальше, Коджи не видел, потому что его носилки занесли в машину, где уже сидел старик с проломленным черепом. Спустя пару минут рядом с ним уложили Макото. На улице закричала женщина, которую наконец-то удалось вытащить из машины. Она корчилась от боли, но снова и снова спрашивала о своем любовнике.

– Что с ним? Он в порядке? Вы уже достали его? Он был на заднем сиденье. Он…

Медики накачали ее обезболивающим, и она притихла, уставившись в потолок неотложки.

* * *

Доктора Накамуру вызвали в приемную в тот самый момент, когда дочь показывала ему свой рисунок. Рисунок был неумелым, особенно если учесть, что букет цветов почему-то был выполнен черными карандашами, но девочка была счастлива, и отец готов был восхищаться любым ее художеством. О том, почему она нарисовала цветы черными, можно будет подумать после.

– Побудешь здесь немного одна, хорошо? – спросил Накамура.

Юмико кивнула и пообещала, что, когда он вернется, нарисует еще один букет.

– Только воспользуйся на этот раз цветными карандашами, – посоветовал Накамура, покидая кабинет.

Он почувствовал запах крови еще до того, как вошел в приемную. Накамура не знал, но внутри молодые убийцы устроили настоящую бойню. Если бы дочь не задержала его на пару минут, показывая свой рисунок, то наномечи якудзы уже разделили бы его тело на части, как это случилось с силовиками и парой врачей. Пострадавшего в аварии старика они не тронули. Когда Накамура вошел в приемную, старик сидел на кушетке и, продолжая раскачиваться, что-то напевал себе под нос, а вокруг бились в агонии и кровоточили разрубленные наномечами тела. Накамура попытался заговорить со стариком, выяснить, что случилось, но затем увидел проломленный череп и видневшийся в открытой ране мозг.

Паники не было. Вначале не было. Накамура ждал чего-то подобного с тех пор, как они с начальником тюрьмы начали продавать тела заключенных, которым стерли память, тем, кто готов был платить за доноров для своего сознания или сознания своих родственников. Конечно, в основном это были смертельно больные или пострадавшие от несчастных случаев, но иногда проскальзывали и те, кто хотел просто скрыться, сбежать от системы, получив другую личность. В любом случае неприятности были ожидаемы. Начальник «Тиктоники» Раф Вэдимас уверял, что контролирует ситуацию, но сейчас, глядя на все эти разрубленные тела вокруг, Накамура понимал, что контроля было недостаточно. Кто-то проник на территорию «Тиктоники». Кто-то опасный… Накамура попытался вспомнить лица погибших в приемной людей, но вместо этого вспомнил рисунок черных цветов, который сделала его дочь, затем вспомнил, что оставил ее одну в своем кабинете, и вот тут появился страх, потянув за собой в гости к сознанию панику.

* * *

Коджи продвигался по коридору осторожно, неспешно. На плечах у него был накинут больничный халат. Он отлично скрывал оружие и рваную рану, в полости которой виднелись белые ребра. Наностимуляторы, которыми Коджи накачивал себя, чтобы повысить регенерацию, работали исправно, но они потребляли много энергии, отнимая необходимые для сражения силы. К тому же у Коджи были повреждены несколько важных нейронных татуировок. Он не мог активировать невидимость или маскировку, как это сделал Макото, отправившись на поиски якудзы из клана Тэкия.