С точки зрения престижа Брунгильда вполне могла быть разочарована, что покидает Испанию, ведь долгой и славной истории, как у вестготов, у франков не было. И то сказать, в 560-е гг. уже никто точно не знал их происхождения. Ходил слух, что они появились на восточном берегу Рейна, то есть в не самой дальней части Германии. Но с VII в. некоторые франки предпочитали утверждать, что их народ происходит от группы троянцев, которые, как и Эней, бежали из своего города, когда тот грабили греческие армии. Это им позволяло ставить себя на одну доску с такими мнимыми наследниками Трои, как римляне.

Франки и их королевский род

Современные историки осведомлены о происхождении франков немногим лучше. Самое большее, что им удалось, — идентифицировать группу германских племен, поселившихся в низовьях Рейна, амсивариев, хаттуариев и прочих хаттов, похоже, объединившихся в союз в конце III в. нашей эры. Тогда эти народы приняли коллективное название «франки», то есть «храбрые» или «дерзкие». Однако внутри коалиции каждое племя сохраняло широкую автономию с собственными вождями. Только во время больших операций могли появляться один или несколько единых королей.

Эти франки поздней античности в качестве независимого народа остаются очень плохо известными. Но немало индивидов, утверждавших, что принадлежат к нему, пересекало лимес, чтобы поступить на римскую службу. Некоторые в IV и V вв. делали неплохую карьеру, как полководцы Баутон или Арбогаст. Кроме того, известно, что некоторые из этих наемников после долгих лет службы возвращались к своему народу и что они привозили в своем багаже достижения римской цивилизации. И культивировали там пристрастие к вину и к роскошным стеклянным сосудам. В числе разных прелестей средиземноморского мира «имперские» франки безусловно привезли с собой и определенный образ монархии. В самом деле, империя константиновско-феодосиевского периода сохраняла относительную стабильность, которой была обязана применению династического принципа. Таким образом, несомненно в подражание Риму мелкие франкские племена в V в. начали структурироваться и утверждать, что их короли принадлежат к одному роду. Поскольку знатные роды уже у германских народов претендовали на происхождение от одного великого предка, эта трансформация должна была произойти достаточно легко. Так у франков в середине V в. возник привилегированный клан, в котором постоянно выбирали вождей и королей. Позже, в VII в., представители этого рода получили имя «Меровингов» — якобы в честь полулегендарного предка, которого звали Меровей.

До 500 г., похоже, отличить человека из королевского клана от обычного франка было трудно. Действительно, родовая идентичность передавалась по мужской линии. А ведь Меровингу иногда было трудно подтвердить или опровергнуть биологическую связь, когда мальчик рождался от случайной дамы. По счастью, у детей, которых отцы признавали, идентификацию упрощали некоторые опознавательные признаки. Так, похоже, первые Меровинги отдавали предпочтение некоторым особым корням имен, а именно (c)hlod-, mer-, (c)hild-, -bert или -rie. Так, в V в. были франкские короли с именами Хлодион, Меровей, Хильдерик или Сигиберт. Однако этот признак оставался ненадежным: в V в. Римской империи служило несколько варварских полководцев по имени Меробод или Рицимер, не претендовавших на принадлежность к франкскому королевскому роду.

Наряду с особым звучанием имен единственным правдоподобным отличительным признаком Меровингов были длинные волосы, знак, который они с VI в. дополнили густой бородой. По поводу этого загадочного волосяного покрова было пролито немало чернил: претендовали ли тем самым франкские короли на происхождение от языческого бога Вотана, бородатого бога германского пантеона? Или это традиция народа хаттов, в отношении которых Тацит замечает, что они носили длинные волосы? Но в этом точно так же можно видеть римский военный обычай, позволявший иноземным офицерам определенную вольность в отношении волос. Некоторые смелые историки усматривают здесь даже попытку напоминать ветхозаветных патриархов и царей. По правде сказать, это не суть важно. Меровингские длинные волосы отмечены только с конца V в., и ничто не позволяет провозглашать — равно как и отрицать — древность этого обычая. Когда он начал регулярно упоминаться в текстах середины VI в., похоже, никакого объяснения уже не было и у самих франков. Они просто знали, что у них «косматые короли». Поэтому скажем так: Меровинги носили длинные волосы, совсем как административные работники сегодня носят галстуки. Отличительный символ может оставаться целесообразным, даже когда его первоначальный смысл утрачен.

Мимоходом отметим: если длинные волосы как атрибут обеспечили Меровингам долгий успех в коллективной памяти, практичность этого атрибута вызывает сомнения. Так, развевающаяся грива делала короля особо заметным на поле боя, что было не всегда удобным, когда столкновение оборачивалось плохо и менее выразительный вид позволил бы втихомолку ускользнуть. Некоторые государи расстались с жизнью из-за своих длинных волос. Хуже того, самому мелкому аристократу было достаточно несколько месяцев не попадать в руки парикмахера, чтобы приобрести царственный облик. Некоторые узурпаторы превосходно умели использовать меровингский look [стиль, внешний вид] к своей выгоде.

В плане поведения меровингские государи почти не отличались от остальных франков и были не более и не менее жестокими, чем римские руководители последних веков. Тем не менее, поскольку их королевская власть еще оставалась непрочной, им приходилось ее укреплять сильными жестами. Антропологи давно показали, что вождь должен иногда нарушать нормы своего общества, чтобы продемонстрировать право на власть. Поэтому Меровинги позволяли себе некоторые излишества как в жестокости, так и в милосердии. Точно так же в варварском мире, где сексуальная мораль, похоже, была довольно строгой — даже в языческие времена, — франкские короли отличались своей распущенностью. Иногда это называют полигамией, хотя, вероятно, стоило бы предпочесть выражение «серийная моногамия». Действительно, у большинства государей всегда была только одна официальная супруга, даже если они охотно разводились и женились снова по несколько раз. Иногда они содержали и наложниц, и особо щепетильные люди, как Григорий Турский, негодовали, если видели, что эти любовницы занимают признанное место во дворце. Но, в конце концов, то же будет в Версале в Великий век. Проступки короля напрямую не связаны с эффективностью режима.

Запутанные правила наследования

Лишь после того, как Хлодвиг в течение первого десятилетия V в. умертвил всех остальных франкских королей, у франков по-настоящему сформировался последовательный династический принцип. Отныне Меровингами считались только потомки Хлодвига по мужской линии.

Это предпочтение мужской линии порой неверно толковали как легисты времен Столетней войны, так и некоторые современные ученые, подхваченные волной gender studies [гендерных исследований (англ.)]. Эта практика отнюдь не имела нормативного характера. Салический закон никогда не запрещал допускать к власти женщин или потомков по женской линии по той простой причине, что правила наследования франкского престола никогда не были записаны. Все происходило по умолчанию. К тому же не станем искать чрезмерного мачизма в том, что было не более чем прагматизмом. Очевидно, что династия, в которой достаточно юношей, не пожелает учитывать притязания девушек из опасения, что придется иметь дело с притязаниями зятьев. Иначе себя не вели и древние римские императоры. Однако, когда припирала нужда, то, что казалось абсолютным принципом, уступало место исключениям. Так, в Византии женщины теоретически были исключены из наследования; однако это не помешало двум из них взойти на престол, когда в Исаврской и Македонской императорских династиях не осталось ни одного потомка мужского пола. Как и их соседи, франки не питали никакой особой ненависти к женской власти, даже если по возможности предпочитали с ней не связываться.