До сих пор лишь в немногих исторических исследованиях, которые пытались охарактеризовать довоенный фашизм во Франции, был поставлен ряд вопросов, важных при работе над этой темой1. Действительно ли французский фашизм коренился во французских политических традициях или он был всего лишь идеологией, заимствованной из-за рубежа? Почему до и во время Второй мировой войне он играл второстепенную роль на французской политической сцене, — может быть, именно потому, что он не был отечественной философией? Имел ли он тесные связи с традиционным французским консерватизмом (точнее, консерватизмами) или был чем-то совершенно особым? Были ли его цели, в основном, националистическими или европейскими? Отличался ли он значительно от немецкого национал-социализма, и если да, то почему многие французские группы во время войны сотрудничали с немцами? И, наконец: имел ли французский фашизм идеологию, четко определенный ряд политических, социальных и экономических целей, или он был, как иногда утверждают, своего рода лихорадкой, смятением чувств, не подкрепленных никакой доктриной? Некоторые ученые считают, что фашизм был своего рода романтизмом, основанным на «эстетическом» отношении к политике, отношении, в котором не было ни разума, ни реализма, и, следовательно, французский фашизм вряд ли можно рассматривать как серьезную идеологию.

Несомненно, изо всех этих вопросов трудней всего решить проблему происхождения французского фашизма. Рене Ремон в своей книге «Правые во Франции» считает фашизм феноменом, совершенно чуждым французским политическим традициям. Большинство т. н. фашистских союзов 20-х и 30-х годов в действительности не были фашистскими, а были по своему характеру и своим идеям ближе к более ранним националистическим движениям, бонапартистскому и буланжистскому, чем к «современным иностранным». Волнения 6 февраля 1934 г., которые многих заставили тогда говорить о фашистской опасности, в действительности больше походили на «буланжистскую агитацию, чем на поход на Рим». Как пишет Ремон, было несколько организаций, которые копировали итальянский или немецкий фашизм скучным и лишенным фантазии образом, также как «Франсизм», «Солидарите Франсез» и ППФ, но их неспособность найти поддержку у масс уже доказывает, насколько чужд был фашизм французскому мышлению. Только ППФ Дорио, основанная в 1936 г., имела довольно много приверженцев, но и она оставалась сравнительно слабой. «Так что до 1936 года ничто не оправдывает легенду о французском фашизме», — заключает Ремон2.

Этот анализ имеет ряд недостатков. Прежде всего, он не учитывает заявления ведущих французских фашистских авторов, которые признавали свою идеологическую зависимость от таких мыслителей, как Сорель, Пеги, Баррес, Прудон, Латур дю Пен и Моррас. Как заявил один французский национал-социалист: «Наше учение уходит своими корнями в почву Франции». С другой стороны, такие французские фашисты, как Марсель Деа, откровенно признавали, что их фашизм имеет и «европейскую» сторону, что он является частью всеобщей революции, не знающей границ, и что кое-какие подражания действительно имеют место. Может быть, и так, но нельзя забывать о многих интеллектуальных предшественниках фашизма среди французских мыслителей еще до 20-х годов. Как показал Юджин Вебер, национал-социалистические и фашистские идеи во Франции имеют долгую историю; их можно обнаружить в политических кампаниях Мориса Барреса на грани двух веков и даже у якобинцев времен Французской революции3.

Разумеется, среди бесчисленного множества представлений, которые связывают с фашизмом, мало специфически нефранцузских. Антисемитизм явно не был чем-то новым для нации, пережившей дело Дрейфуса; то же самое можно сказать об антипарламентских, антиинтеллектуальных и авторитарных настроениях, о культе героев и об оправдании политического насилия. Хотя эти представления восходили к временам бонапартизма, буланжизма и т. п., они не становились из-за этого менее протофашистскими, так как эти движения посеяли семена позднейших движений, в том числе и фашистских. Если на французский фашизм влияли другие виды фашизма, то он имел и свое национальное прошлое, а иностранные влияния лишь подкрепляли уже имевшиеся во Франции взгляды. Тот факт, что фашизм не получил во Франции массовой поддержки, не может служить доказательством того, что эта идеология была чуждой данной стране. Политическая партия не нуждается во всеобщей поддержке, чтобы уходить своими корнями в различные политические традиции страны. Иначе и партию Гитлера можно было бы счесть «не немецкой», поскольку до начала экономического кризиса она не имела массовой поддержки.

Но почему фашизму во Франции не удалось завоевать множество сторонников при наличии соответствующих духовных истоков? Как получилось, что даже самая большая фашистская партия Франции, ППФ, никогда не имела более 25 000 членов? Конечно, при этом играли роль экономические и социальные факторы. Франция не только избежала экономических последствий ужасной инфляции, пережитой Германией в начале 20-х годов, но также политических и социальных последствий. Опасность пролетаризации низших слоев среднего класса во Франции никогда не была столь велика, как в Германии, и давление на эту часть французского общества, которая могла бы поддержать фашизм, было гораздо меньше. Кроме того, депрессия не затронула Францию столь катастрофически, как Германию, частично благодаря сбалансированности, частично — относительной стагнации ее экономики. Промышленно менее развитая, чем Германия, и больше ориентированная на сельское хозяйство Франция никогда не страдала от экономической нужды в столь широких масштабах и в ней не было такого недовольства населения, которое стало мощным стимулом для нацистской революции. Бардеш убедительно показывает, что фашизм защищает принципы, у которых нет естественного электората; лишь в кризисные времена он находит сторонников среди мелкой буржуазии, т. е. того слоя, который чувствует угрозу сверху и снизу и поэтому эмоционально следует за «героическим» вождем. «Если нет повода для героизма», то фашизм чахнет.

Другой существенной слабостью французского фашизма было то, что он не смог сомкнуться вокруг одной личности или в одной партии. Во Франции фашизм был движением сект, которые так и не смогли преодолеть свои разногласия, зачастую чисто личного характера. Даже в период немецкой оккупации ППФ Дорио и РНП Деа так и не смогли слиться; причины до сих пор неясны, но взаимные антипатии и недоверие вождей обеих партий часто обретали комические формы4. Кроме того, имели место как личные, так и политические конфликты внутри ППФ, которые, в конечном счете, раскололи эту партию. Иногда эти чувства восходили к старой литературной вражде, пример чего — Бразильяк и Дриё Ла Рошель5. Но причины самого серьезного раскола были политическими. В октябре 1938 г. сразу же после Мюнхенского соглашения, несколько видных членов ППФ вышли из партии в знак протеста против внешнеполитической позиции Дорио; они осудили политику пацифизма и умиротворения Германии, которую ранее поддерживали, и потребовали быстрого усиления французской военной мощи и прекращения уступок Гитлеру. К числу раскольников принадлежали выдающиеся партийные идеологи, такие как Дриё Ла Рошель, Бертран де Жувенель и Поль Марион. Но внешняя политика не была единственной причиной их выхода. Дорио искал финансовой поддержки у французских деловых кругов, а это разочаровало таких людей, как Дриё, всерьез воспринимавших социалистическую вывеску партии. Дриё позже жаловался, что Дорио ничем не отличался от радикальных политиков, которых он всегда презирал: как во внутренней, так и во внешней политике Дорио вел себя как «вульгарный Ла Рокк».