Что же все это значит? Понятно, что ничего хорошего. Отчаянно не хотелось признавать, но вряд ли посторонний человек мог заглянуть между делом в офис и обыскать мою сумку — да так, что никто ничего не заметил. Мало того, зачем постороннему человеку могла понадобиться моя воспитательная фотография?

Железный вывод напрашивался сам собой: в сумку залез кто-то, кого я знала. Кто-то из моих коллег. Моя проницательность меня не обрадовала, ни в коем случае.

Да неужто такое возможно? Неужто человек, с которым я работаю, выкрал снимок из моего бумажника?

Мне не терпелось пронзить Барби и Шарлотту испытующим взглядом, но я сдержалась. Вместо этого изложила Матиасу — на манер "Ридерс дайджест" — сокращенный вариант моих размышлений.

— А поскольку в агентстве я торчу безвылазно только по вторникам и пятницам и в среду вечером фотография была при мне, значит, ее украли в пятницу, — подытожила я.

Впрочем, толку от моих умозаключений было мало. В прошлую пятницу все служащие "Кв. футов Андорфера" в разное время наведывались в офис. Барби, Шарлотта, Джарвис — все побывали здесь. Даже жена Джарвиса, Арлин, забрела. Насколько я помню, Арлин явилась около полудня, чтобы пообедать вместе с мужем. Пока я была занята с клиентом или еще чем-нибудь, любой из этих людей мог завладеть моей сумкой.

Но зачем кому-то понадобилось представить дело так, будто я убила Эфраима Кросса?

Я продолжала говорить, обращаясь к Матиасу, а про себя думала: действительно, зачем? Совершенно ни к чему, если только один из этих людей не прикончил Эфраима Кросса, а теперь пытается свалить вину на меня.

От этой мысли по спине пробежал холодок.

Когда я умолкла, Матиас задал вопрос, не улучшивший мое настроение.

— Итак, кто в агентстве знал о фотографии? — осведомился он, наконец-то понизив голос.

Я уставилась на него. Вопрос можно было понять двояко.

Либо Матиас хотел помочь мне вычислить, кто мог украсть снимок (какой же он все-таки добрый, отзывчивый человек!), либо намеревался выяснить, сможет ли кто-нибудь в агентстве подтвердить мою историю. Не наврала ли я с три короба про фотографию, укрепляющую волю? Подлый и бесчувственный кретин!

Зря я грешила на сумку, не она превратит меня в законченного параноика.

Какова бы ни была цель Матиаса, я на секунду задумалась, прежде чем ответить на его вопрос. И не придумала ничего лучше, как рассказать о происшествии, случившемся, как я смутно припоминала, две недели назад.

— Я собиралась уходить и очень спешила, боялась опоздать на встречу, схватила сумку за один ремешок, и она перевернулась. Все вывалилось на пол: бумажник, губная помада, пудреница, тушь… — Тут Матиас начал проявлять нетерпение, и я не стала перечислять все содержимое моей сумки. — Из бумажника выпали несколько фотографий и рассыпались по комнате. Думаю, моя воспитательная фотография была среди них. — Я умолкла, пытаясь вспомнить, кто из сослуживцев стоял рядом со мной, когда упала сумка. Кто-то был рядом и даже помог собрать вещи, но кто? Как я ни старалась, не смогла воскресить в памяти лицо этого человека. — Но не помню, кто стоял поблизости.

Матиас поглядел на меня так, словно на иной ответ и не надеялся. Что взять с хладнокровной убийцы?

Я ему ответила не менее выразительным взглядом: а на что вы, собственно, рассчитывали? Падение сумки на пол не относится к потрясающим душу событиям, из тех, что навечно врезаются в память. В конце концов, не Берлинская стена рухнула.

— Выходит, нам осталось одно: показать снимок вашим коллегам, — для подкрепления своих слов Матиас помахал фотографией в воздухе, — и выяснить, видел ли кто-нибудь его раньше.

Уж не знаю, какого решения я от него ожидала, но только не этого. У меня буквально отвалилась челюсть.

— Что? Вы шутите?

Неужто он и впрямь намеревался пройтись по агентству, где я работаю, с моей фотографией в бикини? Этого унижения мне только не хватало! Лучше бы копы еще раз прошлись по моим ящикам с нижним бельем! Так, пожалуй, Матиас дойдет до того, что покажет моим сослуживцам и фотографию на водительских правах, ту, где у меня оскал радостной лошади.

— Ну нет! — возмутилась я. — Вы не станете… — Да что сотрясать попусту воздух, лучше сосредоточить все силы на том, чтобы отобрать у Матиаса фотографию.

В игре "А ну-ка, отними!" у Матиаса было явное преимущество, поскольку он был сантиметров на пятнадцать выше меня. Он не дал мне даже близко подобраться к снимку, перебрасывая его из одной руки в другую и ловко уворачиваясь от моих наскоков. В жизни я так крупно не проигрывала.

— Постойте! — Я так разозлилась, что у меня голос дрожал. — Это моя фотография. Вы не имеете права…

Не долго думая, Матиас показал, как он чтит мои права. Круто развернувшись, он зашагал через всю комнату к столу Барби. На меня он даже не оглянулся.

В состоянии бешенства я, случается, веду себя очень глупо. Поверите ли, я потащилась за Матиасом, выкрикивая на ходу:

— Эй, я серьезно. Отдайте фотографию! Немедленно!

Интересно, на что я рассчитывала? На то, что Матиас вдруг обернется и протянет мне снимок? Да еще и скажет при этом: "Скайлер, что же вы раньше не попросили? Я и не знал, что он вам так нужен".

Но Матиас полностью меня игнорировал.

Когда Барби завидела Матиаса, направлявшегося к ней, ее глаза вспыхнули, как неоновые огни. Похоже, Барби решила, что Матиас не в силах пребывать вдали от нее слишком долго.

А когда она заметила меня, следовавшую за Матиасом, ее неоновые глаза, казалось, вдруг подключили к реостату.

И точно. Стоило Матиасу показать мою фотографию, как в глазах Барби произошло короткое замыкание.

Похоже, хотя бы иногда Матиас способен действовать разумно. Как, например, сейчас, когда он не стал тратить время на светские разговоры.

— Видели это когда-нибудь? — обратился он к Барби.

Мне ничего не оставалось, как стоять рядом и ждать, в то время как Барби пристально вглядывалась в мою фотографию. Я не ошиблась: это было еще унизительнее, чем обыск в доме.

Прежде чем ответить, бывшая подружка пару раз моргнула.

— Что я видела раньше? Пляж или бикини? — осведомилась она, постукивая ноготком по передним зубам.

Кажется, я уже упоминала, что "светлой головой" Барби не назовешь.

Матиас слегка приподнял бровь.

— Нет, — медленно и необычайно терпеливо ответил он, — я имею в виду саму фотографию. Вы видели ее раньше?

— А-а, — Барби опять уставилась на снимок. — Нет, никогда в жизни не видела этой карточки. — И у бедняжки снова начался приступ астмы.

Однако, когда она глянула в мою сторону, болезнь мгновенно прошла. В голосе Барби не осталось и намека на одышку.