– Много говорить – себе могилу рыть, – флегматично ответил идальго, не поднимая с глаз надвинутой шляпы.

– Резонно, – согласился Пирогов. Повернулся к Алеше и деловито осведомился: – Он всегда такой?

– Насколько я могу судить – да.

– Ну что ж, господа… – Пирогов вздохнул. – Значит, до утра нам тут вместе куковать.

Он отошел наконец от двери и, щелкнув суставами, улегся в углу на большую охапку сена. Минут пять верзила ворочался, вздыхая и причитая, потом затих. Еще через несколько минут из угла послышался его громкий, жизнеутверждающий храп.

* * *

Женщина была высокая, тонкая, с точеным, бледным лицом и замысловатой прической.

– Нестор, – тихо позвала она.

Махно, сидевший за столом над потертой картой, не откликнулся.

Женщина встала с кресла, подошла к нему сзади и обвила его короткую шею своими тонкими белыми руками.

– Нестор, – повторила она.

– Что? – сухо сказал Махно, не отрываясь от работы.

– Ты в самом деле хочешь их убить?

– Кого?

– Этого мальчика. И… артиста.

– Они сеяли смуту и ответят за это по законам революционного времени, – не отрываясь от карты, сказал Махно.

– Ты ведь знаешь, что это не так. Они вступились за женщину. Это благородно.

– Это глупо. А за глупость нужно платить.

– Ох, Нестор, Нестор… – Женщина провела тонкими пальцами по длинным волосам мужчины. – Что с тобой сделало это скотское время.

Она секунду помедлила, затем наклонилась, поцеловала его мягкие волосы и тихо сказала:

– Нестор, я прошу тебя, отпусти их.

– Нет, – коротко ответил он.

– Этот мальчик – он ведь совсем еще ребенок.

– Он смутьян.

– Он храбрый и благородный юноша. Он не побоялся осадить твоего зарвавшегося ординарца.

– Белаш – боец революции, – сухо ответил Махно. – А этот щенок – недобиток буржуйский, семя Каиново. И заступник его такой же. Попадись мы им – они бы с нами не церемонились.

На чистом белом лбу женщины обозначились мелкие морщинки.

– Нестор, пожалей хотя бы мальчика.

– Нет.

– Это твое последнее слово?

– Последнее.

Женщина убрала руки с шеи Махно. Снова помедлила, затем сделала еще одну попытку. На этот раз она говорила холодно:

– Нестор, отпусти мальчика, если хочешь, чтобы сегодня ночью мы были вместе.

Махно поднял голову от карты, удивленно посмотрел на женщину.

– На тебе одной свет клином не сошелся, – сказал он.

Женщина отвечала с недоброй усмешкой:

– Это мы еще посмотрим.

– Смотри сколько хочешь, это твое право, – сказал Махно и, дернув щекой, снова склонился над картой на столе.

Ночь пришла холодная и ветреная. Иногда сквозь тучи слабо мерцала луна, словно единственная уцелевшая золотая пуговица на заношенном, грязном сюртуке.

Тонкая, гибкая тень скользнула по белой стене хаты и снова нырнула в темень.

– Хто це? – спросил часовой, насторожившись. – Хто це иде? А ну – ответь!

– Это я, Серко. Я, Галина Андреевна.

Женщина подошла к сидящему на бочке у стены сарая пожилому казаку.

– Караулишь, Серко?

– Так, пани, – ответил он и передернул плечами. – Стэрэжу.

– Озяб поди?

– Трохи змерз.

– А я тебе чаю горячего принесла.

Женщина поставила на землю медный чайничек. Казак улыбнулся в седые усы:

– Дуже дякую, пани. Правда, мне б чего погорячей…

– А я и самогонку принесла. Вот, Серко, возьми. – Она протянула казаку пузатую бутылку.

– Ось дякую, пани. Ись прийди Страшный суд, Богу за вас молыти буду.

– Ладно, я пойду. А ты, Серко, карауль.

– Добре, пани!

Женщина повернулась и вновь двинулась по направлению к хате. Казак проводил ее благодарным взглядом, потом вздохнул, вынул зубами пробку из бутылки и, собравшись с духом, отхлебнул пару глотков.

– Добре… – повторил он и ткнулся носом в рукав.

Вскоре в ночи раздался его негромкий, сиплый храп.

И снова по белой стене хаты скользнула тень. Тонкие пальцы вынули из черного мундира часового ключ. Тихо брякнул тяжелый замок, дверь сарая приоткрылась.

– Эй! – тихо окликнула женщина. – Эй, вы!

– Что такое? – раздался из черноты сарая заспанный голос.

– Ради бога, тише. Выходите. Дверь открыта.

Послышался легкий шум. В дверном проеме показалась большая, взлохмаченная голова Пирогова. Он удивленно посмотрел на женщину, затем перевел взгляд на спящего казака и спросил:

– Что с ним?

– Он спит, – ответила женщина. – Я дала ему снотворного. Выходите.

Пленники вышли на улицу. Неуверенно огляделись.

– Забор слева, – сказала женщина. – За ним поле, а дальше лес. В лес они за вами не пойдут.

Артист шагнул к спящему казаку, быстро склонился и вынул у него из-за пояса револьвер.

– Могу я узнать, как зовут нашу спасительницу? – спросил Пирогов.

Немного поколебавшись, женщина тихо ответила:

– Галина Андреевна.

– Галина, – блаженным голосом повторил Пирогов. – Сударыня, если когда-нибудь судьба снова сведет нас с вами, клянусь честью, я…

Артист тронул его за плечо:

– Кончайте трепаться. Надо идти.

– Жаль, что мы не встретились при более благоприятных обстоятельствах, – прочувствованно сказал женщине Пирогов. – Позвольте хотя бы поцеловать вашу ручку. На прощание.

Пирогов по-медвежьи неуклюже склонился над женщиной, сгреб ее ладонь в свою пятерню и прижал к губам. Спящий казак заворочался во сне, и женщина пугливо отдернула руку.

– Идите, – сказала она. – До рассвета вас не хватятся. И умоляю вас, не попадайтесь больше Нестору. Второй раз он вас не упустит, уж будьте уверены. Да, и вот еще – возьмите.

Женщина ткнула в руки Пирогову узелок.

– Здесь немного еды. Картошка, сало, хлеб – все, что смогла собрать.

– О, мадам, если б вы знали, как я…

– Пора! – нетерпеливо прервал его излияния артист.

Казак снова тревожно застонал во сне.

– Идите с богом! – Женщина коротко перекрестила беглецов, повернулась и быстро зашагала к хате. Пирогов проводил ее печальным взглядом. Потом вздохнул и заспешил за товарищами. Несколько секунд спустя три тени перелезли через плетень и растворились во тьме.