– Ну что же, леди, я вас не задерживаю, – учтиво сказал он, навешивая замок на прежнее место и старательно поворачивая в нем ключ, болтавшийся на длинной цепочке. – Вас, мисс Рудь, ждет большое будущее, но только в том случае, если вы оставите в прошлом уголовные замашки.

Удивившись прозорливости Кристофера Шермана, я еще крепче сжала в кулаке свой трофей и направилась по идеально подстриженной лужайке следом за тетей Летти…

Я всегда говорила, что посудомоечная машина значительно облегчает жизнь. Это поняла даже старомодная английская леди, много лет назад раскошелившаяся на вместительный «Бош». Загружая на кухне посуду, Летиция Гануэй с облегчением говорила:

– Кто бы мог подумать! Хранить в подвале садового сарая старые газеты! Какой он все-таки оригинал, наш сэр Кристофер! Подай мне, Агата, вон тот половник, его необходимо сполоснуть. Ну что же, пожалуй, все. Пора отправляться ко сну.

* * *

Отведенная мне комната была довольно уютна, если не считать свежевыструганного соснового распятия, приколоченного к изголовью кровати, и нескольких угольных крестов, украшавших обои. На старомодный комод я выложила пару белья, купленную в дьюти-фри, в стакан на тумбочке поставила пасту и зубную щетку, приобретенные там же. Перекинув через плечо полотенце, я подхватила стакан и двинулась к двери ванной комнаты. Принимая душ, я размышляла над странным алтарем и обрывком газеты, который на нем нашла, и с горечью должна была констатировать, что вопросов у меня накопилось гораздо больше, чем имелось ответов. Пока я с уверенностью могла сказать только то, что двое брошенных возлюбленных, Роберт и Сьюзен, решили пожениться, и кому-то в доме Шерманов это сильно не понравилось. И этот кто-то создал алтарь Богини-Праматери, которую идентифицировал с Дженнифер и за ее здоровье потрошил куриц, читая заклинания у костра. Первым делом я подумала об Олив, именно няня мне казалась самой подходящей кандидатурой для роли идолопоклонницы. Решив продолжить размышления под одеялом, я закрутила краны, завернулась в полотенце и вернулась в комнату, собираясь юркнуть в кровать, но стук камешка о стекло меня остановил. Пока я прислушивалась к происходящему за окном, гадая, кто бы это мог быть, в стекло ударил второй камешек, более увесистый. Подбежав к окну так, чтобы меня не было видно снаружи, я осторожно отодвинула угол занавески и выглянула на улицу. Перед домом Летиции Гануэй стоял едва различимый в потемках мужчина и собирался швырнуть в окно очередной обломок кирпича. Заметив колыхнувшуюся занавеску, он замахал руками и закричал:

– Выйдите, мисс, дельце есть!

По взволнованным интонациям, с которыми была произнесена эта фраза, я поняла, что пока лечь спать мне не удастся. Натянув на влажное тело блузку, я влезла в юбку, нацепила босоножки и, минуя темный длинный коридор, добралась до входной двери. Повернула ключ и оказалась на улице, не забыв прихватить ключик с собой. За забором, переминаясь с ноги на ногу, топтался репортер местной газеты, творящий под псевдонимом Питер Пэн.

– Мисс Агата, – прокричал репортер, продолжая семафорить руками, – ваш приятель в большой беде!

Ну конечно, стоило оставить Джуниора без присмотра, как он сразу же нашел на свою медную голову очередное приключение! В считаные секунды я добежала до Пита Перкинса и уставилась на него выжидающим взглядом. В первый момент парень открыл было рот, собираясь пуститься в объяснения, но затем махнул рукой.

– Поехали, долго объяснять, – выпалил он, хватая меня за руку и увлекая в сторону припаркованного у калитки старенького «Линкольна».

Следующие пять минут, в течение которых я пыталась выяснить, что же произошло с Борисом, водитель только отмахивался. Мы неслись по узким улочкам Арбингтона, пока не въехали в ближайшее предместье. Здесь пейзаж изменился, утратив милую патриархальность. Старинные домики сменились бараками. Кучи пластикового мусора оживляли обочины, трансформаторные будки украшали яркие разводы граффити. Миновав ряды автофургонов, расположившихся на ночлег на просторной стоянке, мы, описав полный круг, подрулили к длинному кирпичному гаражу, с каждой из четырех сторон которого имелись свои собственные ворота. Насколько я успела заметить, одни вели в мастерскую, вторые принадлежали автомойке, третьи были заперты, и понять, что находится за ними, не представлялось возможным. Зато грохочущая музыка, доносящаяся с четвертой, скрытой от глаз проезжающих стороны здания, и разудалые хриплые возгласы не оставляли сомнений в том, что там пьют и веселятся. Правдоподобность моей догадки подтвердилась в тот момент, когда мы подъехали ко входу. Название заведения не позволяло усомниться в основном контингенте этого милого местечка. Репортер вильнул рулем, кое-как паркуясь, и, до конца не выровняв машину, выскочил из салона авто.

– Быстрее, мисс, мы можем не успеть! – прокричал он, устремляясь в распахнутые двери, над которыми красовалась светящаяся вывеска «Фургон с прицепом» и из которых то и дело вываливались здоровяки в бейсболках. На их грубых лицах было написано презрение ко всем, кто не сидит за рулем грузовика. Я знаю не много людей, готовых отважиться перешагнуть в одиночку порог подобного места, и парня, который очертя голову кинулся в двери этого ада, я не могла не зауважать. Посмотревшись в зеркало заднего вида и убедившись, что выгляжу вполне прилично, я отправилась за Питером Пэном. В зале бара было темно и душно, и казалось, что сигаретный дым заменяет воздух. Под грохот металла и утробный рык солиста неизвестной мне группы лениво покачивались на каблуках несколько девиц, изображая танец, но на них никто не обращал внимания. Здоровяки с въевшимся в ладони мазутом столпились в центре зала у одного из столов. Оттуда доносилась бешеная ругань и мычание Бориса, силящегося что-то сказать по-английски. Приблизившись к столу, я увидела один из тех пивных поединков, о которых мне доводилось столько слышать после возвращения кудрявого друга с фестиваля пива в Мюнхене. Боря даже утверждал, что занял там почетное шестое место, но ему мало кто верил. Устинович-младший от этого страдал и при каждом удобном случае пытался доказать, на что он способен. Приятель уже и сам понимал, что «Фургон с прицепом» – не самое лучшее место для самоутверждения, но было поздно. Сидевший напротив Джуниора громила имел сложение Геракла, квадратную челюсть, рельефные бицепсы и такие кулаки, что становилось страшно за того, кто перейдет ему дорогу. А по всему выходило, что в этот самый момент на пути у парня стоял Борис. Сосчитав пустые кружки, выстроившиеся в ряд перед соперниками, я прикинула, что догнать Устиновича-младшего – это утопия, а перегнать – и подавно, и начала судорожно оглядываться в поисках путей к отступлению. И сразу же увидела Генриетту, сладко посапывающую за соседним столиком. Рядом с ней присел на корточки Пит Перкинс и отчаянно тряс полицейскую даму за плечо, но та лишь недовольно отмахивалась от репортера, требуя оставить ее в покое.

Волнение болельщиков достигло апогея, они подбадривали своего бойца, обзывали его слюнтяем и бабой и требовали уделать русского недоноска. Борька на оскорбления обижался и пытался ответить обидчикам на их языке, но у него получалось лишь невнятное мычание, которое я и услышала, когда вошла в бар. Каждую секунду подначиваемый дальнобойщик мог, упираясь кулаками в столешницу, медленно подняться, с грохотом опрокинуть стол, мешая в одну кучу свои и чужие кружки, и так двинуть кудрявому другу, что мне пришлось бы везти его предкам хладные останки в цинковом гробу. Такая перспектива меня не устраивала, и я решительно направилась к репортеру, продолжавшему бесплодные попытки разбудить собутыльницу Джуниора, втянувшую его в это приключение.