Хотя и не Говарда же…

Поправив растрепавшиеся волосы, Конни вошла в свою спальню и, оглядевшись вокруг, не обнаружила никаких свидетельств того, что он рылся в ее вещах. Решив лишний раз не накалять обстановку, она вышла из комнаты и, закрыв за собой дверь, спустилась вниз. Раз уж Говард почти готов, можно было подавать ужин. Оставалось только надеяться на то, что больше никаких звонков не будет.

Он появился, когда Конни уже накрывала маленький столик в гостиной. На первом этаже коттеджа было только две комнаты, и, будучи в одиночестве, она всегда ела в кухне. Там стоял обогреватель, было тепло и уютно, но в данный момент подобная интимность совершенно ни к чему.

— Могу я чем-нибудь помочь? — спросил Говард, с интересом рассматривая расшитые подстилки под тарелки. — Послушай, ведь эти подстилки нам тоже подарили на свадьбу, не так ли?

— Тоже? — с недоумением взглянула на него она.

— Вместе с настольной лампой, которая стоит в твоей спальне.

— Подстилки купила я, — ответила Конни, внося супницу и устанавливая ее в центре стола. — Те, которые подарили нам Нед и Джуди Элиот, давно износились.

— Нед и Джуди Элиот, — повторил он и нахмурился. — Интересно, что они сейчас поделывают.

— Они развелись, — несколько язвительно сообщила Конни. — Примерно год тому назад. Нед нашел себе помоложе.

— Ты шутишь? — недоверчиво посмотрел на нее Говард.

— Нисколько. — Поставив корзинку с хлебом на стол, она жестом предложила ему сесть. — Насколько мне известно, почти половина наших друзей… вернее твоих друзей, — поправилась она, вспомнив, что почти все знакомые, с которыми они дружили в Лондоне, вскоре после известия о гибели Говарда куда-то исчезли, — теперь уже развелись. Те конечно, которые были зарегистрированы. В наше время жить вместе считается совсем не обязательным. Все расходятся, когда считают нужным.

— Ты тоже это одобряешь? — холодно спросил он, поставив Конни в затруднительное положение. Она верила в брак… но не говорить же этого ему…

— Почему ты не ешь рулет? — избегая ответа, спросила Конни, наливая ему супу в тарелку. Куриный, — заметила она, чувствуя необходимость поддерживать разговор. — А к омлету я поджарила картофель.

Говард без особого энтузиазма попробовал суп.

— Если ты не против, я откажусь от картофеля, — сказал он, откладывая ложку и кроша кусок хлеба. — У меня нет аппетита. Извини. Надо было тебя предупредить, что я привык есть один раз в день.

— Один раз? — изумленно повторила она, ругая себя за то, что ранее не обращала внимания на его крайнюю худобу.

— Время от времени нас кормили бананами, а потом я пристрастился к зеленым апельсинам, — ответил Говард. — Они выглядели не слишком аппетитно… я имею в виду апельсины… но были весьма хороши на вкус.

— А почему тебе не давали настоящую пищу? — с недоумением спросила Конни.

— Неужели так трудно догадаться, — терпеливо вздохнул он. — Я был пленником, Конни. Я знаю, ты мне не веришь, но мне не делали никаких поблажек.

— Но даже если это так…

— В еде были ограничены все. Повстанческая армия доставала продовольствие, где только могла. В джунглях редко встречаются супермаркеты. Иногда мы неделями питались молотым зерном.

Он проглотил еще одну ложку супа, но у Конни тоже вдруг пропал всякий аппетит. Насколько легче было, когда она уверила себя в том, что пленение досталось Говарду относительно легко. Его знакомство с Бангой позволяло ей предполагать это.

— Вкусно, — заметил он, но вновь отложил ложку, так что скорее всего его слова являлись всего-навсего данью вежливости.

Она тоже с трудом проглотила несколько ложек, но, когда стало ясно, что Говард всего лишь ковыряется в пище, встала и убрала тарелки. Об омлете уже не могло быть и речи. Может быть, приготовить какие-нибудь бутерброды?

— Извини, я причинил тебе массу хлопот, — сказал он, появляясь в ведущих на кухню дверях.

— Ничего страшного, — ответила Конни, засовывая поджаренный картофель в печь, чтобы согреть его. — Послушай… может быть, ты сам скажешь, чего хочешь? Я… просто не знаю, что делать в подобной ситуации.

— Я тоже, — сказал он с кривой усмешкой, и у нее возникло подозрение, что это относилось совсем не к еде. — Если не возражаешь, я предпочел бы стакан молока. Мой желудок не привык к такому количеству пищи.

— Нет ничего легче. — Конни вынула из холодильника пакет молока и налила стакан. — Вернемся в комнату?

— А как же твой ужин? — нахмурился Говард.

— Поем позднее, — торопливо ответила она, наливая себе чашку кофе. — Пока хватит этого.

Подождав, пока он устроится на софе, Конни вновь заняла кресло напротив. Горящий в камине огонь согревал комнату, но атмосфера между ними оставалась холодной. Она по-прежнему побаивалась Говарда и все время ощущала его присутствие.

— А что… что ты делал? — наконец выдавила и себя Конни. — Все это время, я хочу сказать. Где находился?

— В месте, называемом Паюзан, — ответил он. — Вряд ли ты о нем когда-нибудь слышала. Это высоко в горах, вдали от цивилизации. Там находилась основная база Банги. Мы жили в укрепленном лагере, который было легко оборонять.

— Ты не пытался бежать?

— Я не герой, Конни, — устало посмотрел на нее Говард, — а просто человек, пытающийся выжить в любой ситуации.

— Перестань, я вовсе не обвиняю тебя, — возразила она, склонив голову. — Но ты почти ничего не рассказываешь о своей жизни там. Четыре года срок долгий. Чем ты занимался все это время?

— Писал, — пожал плечами Говард.

— Ты писал! — не поверила своим ушам Конни. — И что же?

— Всякую всячину. — Говард допил молоко и вытер губы тыльной стороной ладони. — Описывал все, что происходило вокруг меня. Надеялся на то, что смогу когда-нибудь этим воспользоваться… Когда освобожусь.

Конни не знала, что сказать, и он сардонически ухмыльнулся.

— Прямо настоящий подарок. Четырехлетние каникулы в джунглях. Не хочешь, а начнешь писать.

— Ты должен признать, — начала оправдываться Конни, — что это выглядит несколько необычно.

— Что верно, то верно, — согласился Говард, наклоняясь вперед. — Конни, я должен был чем-нибудь заняться, иначе просто сошел бы с ума. Леонард понимал это, поэтому позволил мне пользоваться машинкой, конфискованной ими в какой-то школе.

— Какой именно машинкой? — нахмурилась она.

— Ей было лет пятьдесят, — сухо ответил он. — Леонард использовал ее для печатания листовок и давал мне работать над заметками.

Конни покачала головой.

— Это звучит… как-то…

— Идиллично? — насмешливо спросил Говард.