– Дом! – крикнул Сергей. Вернее, прохрипел.

Это был не дом, а брошенный длинный колхозный амбар, густо заросший борщевиком, с провалившейся крышей, из которой торчали прошлогодние будылья того же борщевика.

Дом – это неплохо. Попробуем взобраться на крышу, оживить мобильники. И, если повезёт, разглядим машину или человеческое жильё. Смеркалось, и должны же были хоть где-то зажечься огоньки. Да и проводить ночь в укрытии всё лучше, чем на вытоптанном ложе из жгучих листьев, под балдахином из склоняющихся ядовитых зонтов.

Как хорошо, что Сергей, не надеясь на родник, прихватил фляжку с водой – мы напились. Скупо отливая в ладошку, сполоснули пылающие адским огнём лица. Вода не помогла, внутри всё горело.

– У меня ощущение, что нас заживо маринуют, – просипел смешным тонким бабьим голосом Сергей. – Посыпал снаружи и заправил изнутри жгучими специями и пряностями, прежде чем нами поужинать.

– Очень смешно… А-а-а! Люди, мёртвые, а-а-а!

В углу лежали два тела: мужское (в истлевших штанах) и женское (в лохмотьях юбки). Судя по тому, что перед нами находился практически бесплотный тлен, они пролежали здесь очень давно. Сквозь мужчину, как пика, пробивался острый побег борщевика. У обоих отросшие волосы, лёгкие, прозрачные, стояли как дым. Образ их времяпрепровождения при жизни не вызывал сомнения: вдоль стены выстроилась батарея бутылок, под ногами катались, стукаясь и звеня, пустые разнокалиберные фунфырики.

– Прекрати орать. Мёртвые – значит безопасные, – пресёк моё беспрерывное верещанье Сергей. – Жили бомжи, вылакали палёной водки – и дружно откинули копыта.

– Хорошо, хоть от них не пахнет, – пробормотала я. Оттащила грубо сколоченный стол подальше, опасливо влезла на него с ногами.

– Это-то и странно… – Сергей поднял пивную бутылку. – Дата изготовления – месяц назад. Они что, зомби, что свежим пивком затариваются? А часы? – он брезгливо обвернул свою руку краем камуфляжного плаща, приподнял высохшую мужскую волосатую кисть. Вгляделся в дешёвые пластмассовые китайские часы: – Батарейки сели восьмого июля 2013 года, в понедельник. Точно, зомби.

– Серге-ей, прекрати!!

– Думаю, чего не так? Что сразу насторожило? – хлопнул он себя по лбу и тут же застонал от боли. – Мухи! Здесь должен пировать и жужжать рой мух! А на чём пировать-то, тут пировать не на чем: баба с мужиком высохшие и сморщенные, как мумии. Как будто кто-то из них высосал, выжрал все соки, осталась оболочка. Глаз нет – одни глазницы… Слушай, у них черепушки пустые, просвечивают! Мозг выпит!

– Перестань, полезли лучше на крышу!

– Какая крыша в темноте. Не хватало только переломать ноги. Давай устраиваться на ночлег… – Он, большой, грузный, взгромоздился на скрипящий стол. Но всё не унимался: – Слушай, я ещё в машине хотел досказать сюжет. Сейчас же модно среди новых русских разводить в бассейнах экзотику, разные плотоядные растения. Потом наиграются, надоедает их кормить – они же прожорливые твари – их выбрасывают, из бассейнов сливают воду в местные водоёмы. Хищники-трупоеды приспосабливаются к среде. Мутируют, скрещиваются с местной флорой… Вполне мог появиться гибрид борщевика и какого-нибудь тропического трубчатого растения-убийцы… Скажем, какой-нибудь дарлингтонии… (У Сергея прекрасная память на латинские названия). Гибридный сорт «Май дарлинг borchevik»! Я не хотел тебе говорить…

– Хватит, нашёл время!

– …Я не хотел тебе говорить. У жмуриков всё тело в точечках – микроскопических проколах. Как дуршлаги. Знаешь, есть такие машинки с иглами, которые мясо шпигуют?! Типа того, над ними кто-то поработал. Вот осы, например, укалывают свои жертвы и парализуют их. Получаются живые консервы в собственном соку. Откладывают в эту кладовку яйца. Личинки, как вылупятся, сразу принимаются за жратву. Заметь, мясо свежайшее, так как жертва до последней минуты остаётся живой…

– При чём здесь борщевик?

– При том, что борщевик-мутант мог скреститься не только с флорой, но и с фауной. С осами, которые его опыляют. Откуда на трупах странные проколы? Здесь никого нет, кроме борщевика.

– Большей ерунды в жизни не слышала!

В эту минуту в пустой оконный проём с шумом вломилась, закачалась белая пышная шапка борщевика. Понятно, что на улице их было так много, что они вытесняли друг друга в любое отверстие, даже в дом. Но, честное слово, ощущение было, что живой борщевик просунул любопытную лохматую башку и уставился на нас. И даже облокотился о подоконник широкими медвежьими лапами листьев.

Спустя минуту в другое окно с оглушительным треском, осыпаясь оконной пылью и обильными семенами, бесцеремонно вломилось такое же крупное борщевичное личико – и тоже долго не могло уняться, раскачивалось и подрагивало, как живое.

Сергей как опустил голову на дощатый стол, так и провалился в сон, дышал трудно и тяжело. И я задремала, хотя по-прежнему горело лицо, было больно глотать, как при ангине.

Очнулась от того, что тревожно колотилось сердце. Не оставляло ощущение, что за нами кто-то наблюдает. Лежала, не отрывая глаз от торчащих в окошках борщевичных розеток. В полутьме казалось, что они значительно приблизились, вытянулись в нашу сторону. Я читала, что борщевик растёт до десяти сантиметров в сутки, но какие там сантиметры – гораздо быстрее! Или они успели скреститься ещё и с бамбуком? А розетки… честное слово, они пульсировали, сжимались и разжимались, как мускулы!

Слезла со стола, подковыляла на зудящих ногах. Удивительно! Мелкие желтоватые цветки при ближайшем рассмотрении оказались трубочками-присосками, которые, сами по себе, жили, шевелились, сокращались, вытягивались. Как сотни жадных крошечных, жаждущих поцелуев взасос ротиков. И в качестве объектов для поцелуев они явно облюбовали меня…

– Ну, как тебе такое развитие сюжета?

Мы возвращались из поездки и даже везли завёрнутым в плёнку кусочек родной земли с чудом уцелевшим островком душицы, заботливо сбрызнутой водой и наполняющей салон дивным благоуханием.

– Не очень. Читатель решит, что мы нанюхались эфирных выделений, и у нас начались коллективные глюки. Борщевик – гибрид с осой, дарлингтонией и бамбуком. Обхохочешься… Слушай, чем давать крюк сорок километров, напрямик можно сократить дорогу втрое. Я знаю эти места как свои пять пальцев. Всё напрямик, тут раньше овёс сеяли – ровное поле, прямо по борщевику… У, вымахал, фашист, дави, так его! Мы – легендарный танк Т-34! Танки борщевиков не боятся! Ур-ра! Хенде хох! Гитлер капут!

В свете фар тут и там панически метались задранные, истерзанные многопалые листья, сдаваясь на милость победителя. На лобовое стекло сыпались содранные соцветия. Под колёсами с сочным хрустом подламывались и лопались стебли борщевика. Не мы одни в припадке азарта, безжалостно и мстительно давили борщевик, кто-то до нас тоже резвился – вокруг нас пролегали чужие давние автомобильные следы. Свежие и старые колеи быстро перепутались, наслоились кругами, восьмёрками – попробуй разбери где чьи.