Стало быть, нужен человек, не утративший признаки интеллигентности и не замеченный в алкоголизме. Вот его мы и станем искать!

Одиссей прошёлся по базарчику, рассматривая товар и его продавцов, и стараясь не поддаваться на проникновенные призывы купить то, без чего его дальнейшая жизнь будет безусловно сера, тускла и убога. Он про себя улыбнулся — умеют же люди играть на публику! Им бы в Большой театр…

Недалеко от входа на базарчик разложил свой товар мужик лет пятидесяти — судя по внешнему виду, из бывших интеллигентов. Его прилавок представлял из себя поставленный на-попа деревянный ящик, на котором была укреплена столешница от почившего в бозе журнального столика — заваленная разными значками, медалями, монетами и прочей фалеристикой, бонистикой и нумизматикой местного и заграничного изготовления. Пожалуй, этот человек — именно то, что надо!

Одиссей подошёл к продавцу — и, разглядывая наваленный грудой товар, вдруг среди разной ерунды типа значков "Победитель социалистического соревнования" и "Одесса — город-герой" — наткнулся глазом на парочку ременных пряжек явно германского происхождения — причём однозначно гитлеровской Германии. Ну-ну…

— Шо это у вас тут? — спросил он, одновременно извлекая из кучи хлама пряжку гитлерюгенда (оцинкованная, литая, на сегодняшний момент — редчайшая вещь, плюс к тому — с великолепно сохранившимся рельефом).

Продавец внимательно посмотрел на Одиссея — и, очевидно, почувствовав в нём потенциального покупателя, дружелюбно ответил:

— Вид нимцэв зосталось. Будэтэ браты?

— Скильки? — Одиссей помаленьку втягивался в шкуру украинца.

Продавец малость помаялся сомнениями — а затем, набравшись мужества, решительно произнёс:

— Як для вас — трыста гривэнь.

— Ого! — присвистнул Одиссей; что, впрочем, далось ему с большим трудом, ибо названная цена в шестьдесят долларов была где-то втрое ниже цены этой пряжки на московском рынке.

Продавец засуетился.

— Та я вам за тые ж грошы ось цию бляшку виддам! — и, умоляюще глянув в глаза Одиссея, продавец протянул ему еще один, пропущенный с первого разу, раритет — пряжку СА с круглой свастикой, тоже — крайне редкий экземпляр, в Москве стоящий никак не меньше двухсот пятидесяти долларов.

Хм, это я удачно зашёл — вспомнил Одиссей бессмертную фразу Леонида Куравлёва (он же, по сценарию — Жорж Милославский) из "Ивана Васильевича". Ну что ж, надо ковать, как говориться, железо, не отходя от кассы. Будем брать! Тем более — такая серьезная покупка, как ничто другое, способна посодействовать налаживанию близких отношений с типичным представителем местного населения — который, в предвкушении серьезного навара, аж колотился за своим "прилавком".

Одиссей достал бумажник, не торопясь, отсчитал нужную сумму, выдал её продавцу — и, уложив приобретенные пряжки в нагрудный карман курки, предложил почтенному негоцианту:

— Если у вас торговля не пострадает — то, може, выпьемо по чашке кофе?

Продавец иронично улыбнулся и пожал плечами.

— Та якый там гандэль? Бувае, цилы дэнь простоишь — тай йдэш соби дохаты, на хлиб не заробывшы… Пидэмо, тут у Мирона дужэ добрэ кофе! А вы, пробачьтэ, звидкиля будэтэ?

— С Краматорска.

Продавец покачал головой.

— Ну, тоди и я з вами буду по-русски разговаривать.

Одиссей одобрительно кивнул — и вдвоём они направились к находящемуся неподалёку от базарчика заведению с незатейливым названием "Ля шляха".

Кофе, на удивление, действительно был хорош! Одиссей с удовольствием выпил чашку, заказал еще — и продолжил внимательно слушать Олега Потаповича Брыля, бывшего инженера Львовского автобусного завода, в смутные времена за ненадобностью вышвырнутого за проходную вместе с полутора тысячами коллег, ныне же промышлявшего — впрочем, без видимых успехов — продажей разных безделушек, частично из собственной коллекции, частично сданных "на комиссию" такими же, как он, безработными бедолагами.

— Ось так и живём. Тут у нас, конечно, бедненько, зато тихо. Правда, в прошлую пятницу было ЧП… — И, наклонившись к уху Одиссея, Олег Потапович, понизив голос, произнёс: — Бандиты поймали таможенника и утопили его в озере! Говорят, не поделили что-то…

Так-так-так! Оч-ч-чень интересно!

Одиссей, не подавая виду, что сообщение это он ждал все последние сорок минут — спросил лениво:

— Утопили? Это как?

Бывший инженер закивал головой.

— Утопили-утопили! Вместе с машиной! Сегодня утром спасатели достали его "мазду" — мальчишки вчера купались и случайно наткнулись на крышу утопленной машины, и вечером сообщили в милицию. Те вызвали спасателей, воны машину достали — а в салоне покойник!

Одиссей пожал плечами.

— А почему ж сразу — утопили? Может, пьяный ехал, сбился, упал в озеро… Дорога там от воды далеко?

Олег Потапович опять негодующе закивал головой.

— Так в том-то и дело! От дороги до озера — метров сорок, и проехать там невозможно — промоины, буераки… Машину тащили волоком, и не меньше трёх человек — чтобы, значит, следы замести! Вот только не учли злодеи того, что глубина в нашем озерке — всего три метра…

Одиссей задумчиво покачал головой.

— Да-а-а, дела… Я тут отдохнуть решил было, а у вас эвон что твориться! Людей прямо в собственных машинах топят!

Олег Потапович улыбнулся снисходительно.

— Та не бойтесь, это на моей памяти первый раз такое злодейство. — Затем инженер Брыль огляделся, и, чуть понизив голос, продолжил: — И то я вам скажу — странные дела перед этим ЧП у нас тут начали твориться. За неделю до убийства всех наших здешних таможенников — тут у нас полгородка с границы живёт, сами понимаете, все всех знают — так вот, за неделю всех наших таможенных услали в Закарпатье, в Чоп. А к нам прислали и из Черниговской, и из Сумской области людей, и с румынской границы…. А вчера, во вторник, всё опять вернулось на круги своя! У меня племянница тоже на границе работает, в пограничной страже, паспорта проверяет — так она сказала, что это типа учения такие были у таможенников. На десять дней поменяли всех местами — чтобы, значит, коррупции не было… — Тут бывший инженер иронично ухмыльнулся.

Одиссей пожал плечами.

— Я что-то про такое не слышал.

— Вот-вот! Оксана — моя племяшка — тоже удивляется! На КПП говорят, что в Киеве уже совсем с ума посходили — творят чёрт знает что!

Они поговорили еще немного, затем Одиссей, заказав у словоохотливого инженера немецкий железный крест с дубовыми листьями (каковой, по словам Олега Потаповича, имелся у некоего Шишки), распрощался с новым знакомым, сел в свою машину и направился к центру посёлка.

Да-а-а, всё интереснее и интереснее…. Значит, Сармата убили. Версию о случайном самозатоплении, озвученную для инженера Брыля, Одиссей для себя отверг немедля и начисто. И теперь самый важный вопрос — за что? Убийство государственного служащего — дело нешутейное, это вам не бомжа где-нибудь в подворотне завалить. В этом случае правоохранители, по всем писаным и неписаным законам, должны землю носом рыть, чтобы, значит, злодеев изобличить и примерно наказать. А то в ином случае каждый обиженный таможней человек — а таких, из тех, что занимаются экспортом-импортом, каждый второй, если не каждый первый — решит, что наилучший инструмент решения проблем с неуступчивым таможенником — удавка или нож. Стало быть, те, кто лишил жизни Олександра Федоровича, должны были иметь Очень Серьезную Причину для этого убийства. Либо на кону были серьезные деньги, либо Сармат наткнулся на что-то такое, на что ему натыкаться нельзя было ни в коем случае… И, по ходу пьесы, случилось именно второе. В пятницу, среди рабочей смены, ныне покойный старший инспектор звонит в Киев — что само по себе крайне необычно — а затем вечером пропадает. Чтобы в среду найтись в виде трупа в салоне собственного авто! Что же нарыл неизвестный Одиссею его товарищ с оперативным позывным "Сармат"? За что неизвестные преступники решились на крайние меры? Вопрос, однако…