Самый первый я подбил в том бою с двумя самоходками, о котором уже писал. Я четко видел, что ближний из танков мне удалось подбить. И это точно я попал, потому что больше по нему никто не стрелял.

Потом два танка удалось подбить на «особом задании». Тут уж точно все и без всяких сомнений. В упор же фактически их расстреляли.

Дальше. В Интернете внук нашел наградные листы на меня, и в одном из них сказано, что за два дня мой экипаж уничтожил танк, две самоходки, одно орудие, а я ничего этого уже не помню. Вернее, смутно помню, что в те дни уничтожил один танк. Там, в районе Липовца, кутерьма была продолжительная, и мы там находились в поселке в пределах недели. Меняли позиции, запасные окопы копали. Накопались там будь здоров. Уже на глаз определяли, чтобы впритирочку и не копать лишние метры.

И вот там днем параллельно нам по дороге проходил немецкий транспорт. Расстояние, правда, было большое, больше двух километров, наверное. Но мы все равно стреляли. А по автомобилям стрелять, там четко видно, что попадание есть. Сразу факел горит…

Но там проходили и небольшие танковые колонны, и по ним мы тоже пытались стрелять. И насколько мне помнится, там я тоже один танк подбил. Расстояние хоть и солидное, но они шли параллельно нам и подставляли свои борта, а это самый лучший вариант для стрельбы. Насколько я помню, он уже загорелся, а я еще несколько выстрелов сделал по нему из жадности. А вот самоходки совсем не помню. Но раз написано, значит, точно было. Я в жизни ничего чужого не брал, да и никто бы из командиров ничего придумывать не стал.

Потом в районе Чорткова в 20-х числах марта 44-го мой экипаж подбил «пантеру». Их три штуки шло, а мы стреляли всей ротой. В конце концов, прикончили их, но кто там попал, конечно, невозможно установить. Но, по моим ощущениям, мы точно попали.

А когда в апреле 44-го вышли к границе в районе Гусятина, то там мы подзадержались, потому как не смогли с ходу преодолеть Прут. На берегу заняли оборону, подошли саперы, и только в ночь они начали наводить переправу. Ну а мы с пехотой поддерживали их, постреливали постоянно. Вот там, насколько мне запомнилось, тоже один танк подбили. И в 14-й бригаде набралось несколько.

Командир взвода средних танков 3-го танкового батальона 40-й гвардейской танковой бригады гв. мл. лейтенант Борисов Н.Н. был награжден орденом Красной Звезды: «В боях с немецкими оккупантами тов. Борисов проявил мужество и отвагу. 13.01.44, ведя бой у д. Воловодовка, огнем своего танка уничтожил два станковых пулемета и 12 автоматчиков. 14.01.44 в бою у д. Поповка уничтожил полевое самоходное орудие противника. 15.01.44 в бою у д. Иванец уничтожил один танк, самоходную пушку и противотанковое орудие с расчетом. В боях действовал смело и решительно. Способствовал отражению контратак превосходящих сил противника».

Когда в январе 45-го в районе деревни Забежув перерезали дорогу на Краков, тоже группой стреляли, и, кто там подбил, точно неизвестно. Но, по моим ощущениям, мы там один танк подбили. А может, и кто-то другой.

Командир танкового взвода 2-й роты 1-го танкового батальона 14-й гвардейской танковой бригады гв. мл. лейтенант Борисов Н.Н. был награжден орденом Отечественной войны 2-й степени: «За время боевых действий батальона в период с 13-го по 21.01.45, действуя по тылам противника от с. Квасув до г. Краков, показывал образцы мужества и отваги. Будучи в разведдозорах, смелыми и решительными действиями обеспечивал успешное продвижение батальона. 16.01.45, находясь со взводом в заслоне в районе д. Орлув, подавил огнем 7 дотов и дзотов противника, 2 орудия и уничтожил до 30 гитлеровцев. 17.01.45, будучи в разведдозоре в районе Первша-Солошово, действовал исключительно решительно, в результате чего немцы, ошеломленные стремительным натиском побежали в панике, побросав при этом огневые точки. При этом гв. младший лейтенант Борисов уничтожил 2 орудия, 16 автомашин, 5 фаустпатронов, 4 ручных пулемета и свыше 40 солдат и офицеров противника. Лично взял в плен 5 солдат противника»

Потом в первых числах февраля 45-го, когда только захватили плацдарм и нас бросили на его усиление. Но, поскольку немцы все населенные пункты превратили в опорные, тут мы уже штурмовали их вместе с пехотой. И насколько мне помнится, там вроде тоже один подбили. И запомнился эпизод в 20-х числах февраля 45-го, когда мы принимали участие в окружении Бреслау.

Всю ночь шел крупный сырой снег, а наша рота двигалась по целине. Лишь изредка останавливались, чтобы сориентироваться на местности. Помню, в радиоэфире постоянно появлялось начальство, подгоняло нас, и частенько приходилось выслушивать нелестные слова о себе. Наконец, на рассвете вдали показались окраины большого города. Быстро нашли огневые позиции и замаскировались в небольшой сосновой роще. Вдруг неожиданно появился бронетранспортер с разведчиками во главе с начальником разведки майором Казариновым.

К нашему удивлению, оказалось, что всего в 700 метрах перед нами проходит передний край противника. С рассветом разведка попыталась пройти, но немцы уже сели в оборону хорошо, и просочиться в город разведчикам не удалось. Они нас предупредили: «Просто так в город уже не попадешь!»

Стали наблюдать, а через командирский перископ хорошо видно, как отдельные немецкие солдаты перебегают с места на место и даже как выглядывают из-за бруствера. А потом вдруг заметили среди окопов и несколько танков и самоходок. Смотрю, а у ближайшего, который находился в моем секторе, видна не только башня, но и часть корпуса. Видно не успели полностью зарыть. Спросил у ротного: «Можно, попытаюсь?» Сергей Васильевич разрешение дал.

Расстояние было большое, но как-то удачно получилось. Может, и под корпус попало, в самый обрез, потому что от попадания в башню он сразу бы не загорелся. А тут сразу вспыхнул, значит, все-таки в корпус попадание.

Первый выстрел я промахнулся. Второй выстрел уже от него последовал – тоже промах. Но после моего второго выстрела – факел! С веселым бодрым духом докладываю ротному. Он отвечает: «Все вижу! Записываю на твой счет». И спрашивает: «А сколько у тебя всего на счету?» – «Если в вашей бригаде, так третий или четвертый. А еще были в 40-й бригаде».

Но что нас сразу насторожило, что соседние немецкие танки почему-то не стреляли. Вообще вокруг стояла такая тишина, которая на фронте всегда только настораживает. Немцы молчат – значит, что-то замышляют. Ладно, мы тоже не подаем никаких признаков. Так прошел целый день.

Но ближе к вечеру нервное напряжение усилилось. Наконец, по радио послышалась команда ротного: «Огонь открываем залпом по моей команде!» Глянул в прибор, а там на горизонте девять немецких танков, стреляющих на ходу. Когда они поравнялись с окопами, из них выскочила пехота и устремилась в атаку на нас. Последовала команда: «Залпом – огонь!»